– Я буду платить им швейцарскими франками, но с бомбардировками я ничего не могу поделать, – ответил Лейерс. – Мы перевели многие производства под землю, но туннелей, чтобы обеспечить безопасность для всех, не хватает. И в любом случае если говорить об Италии, то для нее сейчас наступил поворотный момент в войне. По последним данным разведки, семь дивизий союзников были передислоцированы из Италии во Францию после вторжения туда американцев и англичан. А это означает, что моя Готская линия сможет продержаться всю зиму, если мы обеспечим бесперебойные поставки вооружений. Но я не могу за это поручиться, если у меня не будет квалифицированных рабочих, изготавливающих оружие и запчасти. Так вы можете прекратить забастовки, дуче? Я уверен, фюрер оценит вашу помощь.
– Я сделаю это одним телефонным звонком, – сказал Муссолини, щелкнув пальцами, потом налил себе еще вина.
– Отлично, – ответил генерал Лейерс. – Чем еще я могу быть вам полезен?
– Как насчет власти в моей стране? – горько спросил диктатор, осушая бокал.
Когда Пино перевел, генерал глубоко вздохнул и ответил:
– У вас вполне достаточно власти, дуче. Поэтому я приехал к вам с просьбой приостановить забастовки.
– У дуче вполне достаточно власти? – саркастически переспросил Муссолини и кинул взгляд на свою любовницу, которая одобрительно кивнула. – Тогда почему мои солдаты в Германии роют окопы или умирают на Восточном фронте? Почему я не вижу Кессельринга? Почему решения относительно Италии принимаются без моего участия? Почему Гитлер не снимает трубку, черт подери?
Последний вопрос диктатор прокричал. Пино перевел, но Лейерс остался невозмутимым:
– Не могу делать вид, будто знаю, почему фюрер не отвечает на ваши звонки, дуче, но предполагаю, что вести войну на три фронта – дело, занимающее много времени.
– Я знаю, почему Гитлер не отвечает на мои звонки, черт возьми! – прорычал Муссолини и со звоном поставил бокал на стол. Он сердито посмотрел на генерала, потом на Пино, от этого взгляда Пино даже захотелось отступить от дуче на шаг-другой. – Кого в Италии ненавидят больше всего? – спросил Муссолини, глядя на Пино.
Пино в смущении не знал, что сказать, но потом начал переводить.
Муссолини оборвал его и, по-прежнему обращаясь к Пино, стукнул себя в грудь и сказал:
– В Италии сильнее всего ненавидят дуче, так же как в Германии сильнее всего ненавидят Гитлера. Но если дуче беспокоит отсутствие народной любви, то Гитлеру на любовь наплевать. Ему нужен только страх.
Пино старался изо всех сил переводить точно, когда диктатор вдруг разразился чем-то вроде откровения: