– Так поступали римляне, – раздался голос Рафаэля у него за спиной.
Пино в ужасе повернул голову, посмотрел на чернорубашечника.
– Что?
– Цезарь выставлял головы своих врагов вдоль дорог в Рим – достойное предупреждение тем, кто переходил дорогу императору. Я думаю, такое же воздействие это окажет и теперь. Дуче будет гордиться, я думаю. А ты что скажешь?
Пино непонимающе моргнул:
– Не знаю. Я всего лишь водитель.
Он поднял Габриелу и снова двинулся по заснеженной дороге, стараясь не смотреть на окровавленные колья с головами, число которых все увеличивалось, на мясницкие движения чернорубашечников, орудующих над мертвыми телами.
1
С лучшей подругой Порции случилась истерика, когда Пино подошел к дверям ее дома в Лекко с телом Габриелы. Он помог положить тело на стол, у которого ждали женщины в траурных одеждах, чтобы подготовить убитую к похоронам. Пино, не дожидаясь слов благодарности, выскользнул из дома, когда они начали оплакивать ее. Он больше ни секунды не мог оставаться близ мертвого тела или слышать рыдания живых.
Пино сел в «фиат», завел его, но не тронулся с места. Обезглавливание потрясло его до глубины души. Убийство на войне – это одно. Осквернение тела – совсем другое. Откуда взялись такие варвары? Какие люди способны на такое?
Он вспоминал все те ужасы, свидетелем которых был после прихода войны в Северную Италию. Маленький Никко с гранатой. Туллио перед расстрельным взводом. Рабы в туннеле. Детские пальчики в щели красного вагона на платформе двадцать один. А теперь головы на кольях вдоль заснеженной дороги.
«Почему я? Почему я должен видеть это?»
Пино чувствовал себя так, словно он и Италия обречены выносить жестокости, которым, казалось, нет конца. Какое новое зверство ожидает его? Кто умрет следующим? И насколько страшной будет эта смерть?
Голова у него кружилась от этих и других темных мыслей. Он был взволнован, испуган, а теперь еще близок к панике. Он все еще сидел неподвижно, но дышал слишком часто, потел, его лихорадило. А сердце работало так, словно он бежал вверх по склону холма. Он понял, что не может вернуться в Милан в таком состоянии. Ему нужно какое-нибудь тихое, уединенное место, где он может выплакаться и где никто не будет глазеть на него. Более того, ему требовался кто-нибудь, кто помог бы ему, с кем он мог бы поговорить…
Пино посмотрел на север и понял, куда поедет и кого хочет увидеть.
Он включил передачу и поехал вдоль северного берега озера Комо, не замечая его красоты; теперь он был одержим одной мыслью – побыстрее добраться до Кьявенны и перевала Шплюген.