Едва принесли все требуемое из боярского терема, а расторопный дружинник, вернувшийся с торжища, выложил на стол здоровенную пачку бумажных листов, как Дмитрий, огладив их, заглянул в чугунок с сажей и, поморщившись, громко заявил:
– Не княжеское дело в грязи копошиться, – он посмотрел в сторону хмурого Ивана Акинфича и с сомнением покачал головой. – Да и не боярское, пожалуй, – и указал Улану. – Ну-ка, давай, займись. Тебе оное не зазорно.
Первым процедуру проходил Сангре. Окунув свои руки в горшок с сажей, он поочередно приложил каждую пятерню к бумажным листам. Улан, написав единичку и имя Петра на каждом из листов, властным жестом отвел его в сторону.
Следом по приказу княжича к столу потянулась дворня. С ними, в отличие от Сангре, хорошо понимавшего, что от него требуется, пришлось повозиться, но через полчаса все закончилось. Управившись со снятием отпечатков у последнего из холопов Улан, заявил:
– Теперь осталось осторожно, не касаясь рукояти, извлечь нож из тела, и сверить узоры с теми, что на листах.
Он вопросительно посмотрел на княжича и, дождавшись согласной отмашки, со всеми предосторожностями извлек из покойника орудие убийства. Положив нож на стол, он принялся старательно сверять узор на крови с отпечатками пальцев на бумажных листах. Дмитрий стоял рядом, внимательно наблюдая за его действиями.
– Кажется, все, – устало вздохнул Улан и, пододвинув один из листов поближе к княжичу, предложил: – Сам погляди. Явное сходство во всех завитушках, но главное вот: и там и здесь маленькая черточка на большом пальце. Это шрамик. Он почти незаметен, но если приглядеться, то… – и, посмотрев на номер, выписанный на листе, тихонько шепнул Дмитрию. – Повели вызвать вон того, плечистого, что в сторону отвернулся. Да скажи дружинникам, чтоб бдили в оба – может попытаться бежать.
Подозреваемого, назвавшегося Гараськой Сверчком, подвели к княжичу.
– Твоя длань нож держала, – утвердительным тоном произнес Дмитрий, – потому не спрашиваю, ты ли убил, но вопрошаю иное: за что?
– Не убивал! – рухнул тот на колени. – Ей-ей, не убивал! А про нож не отпираюсь. Но токмо я за него опосля ухватил. Вынуть хотел, да боярин воспретил, вот и оставил.
– Врет, – склонившись к уху княжича, прошептал Улан. – Не мог он взять его в руки после смерти Векши. Мороз к утру крепчал, а кровь застывает слишком быстро и продавить ее аж до рукояти – сам посмотри, вот здесь и здесь совсем чисто – у него бы никак не получилось, – и он недовольно покосился на Ивана Акинфича, успевшего подойти к ним и, скорее всего, услышавшего его слова.