Владыка, впрочем, ловко обогнул моих собеседников и направился прямиком к нам.
— С праздником! — чокнулся он сначала с Аленой, затем со мной.
Глаза его смеялись. Мне стало хорошо, будто иерарх только что благословил меня. А может, он и вправду благословил.
— За искусство! — отсалютовал я соседям, стоявшим наподобие часовых у мавзолея.
Они сделали вид, что меня не знают. «На работе», — понял я.
— А здесь много классиков, — сказала Алена. — Михалкова что-то не видно.
— Распутин приехал?
— Должен быть.
Она завертела головой.
— «На лучшее надеемся мы зря, когда Распутин около царя», — процитировал я эпиграмму ее отца.
— Здесь папа не прав, — нахмурила бровки жена.
В такие минуты с ней лучше не спорить, да я и не собирался. Меня больше интересовали белорусские классики. Как они себя поведут в новых условиях? На последнем съезде Максим Танк сложил с себя полномочия председателя правления Союза писателей, его место занял Василь Зуёнок.
Я Василь Васильевича знал еще по журналу «Маладосць». Это был хороший человек, но, как говорила наша машинистка Лариса Петровна, не умел писать. Она имела в виду не стихи, а приказы по редакции. Их она переписывала по собственному усмотрению, и, как правило, значительно улучшала.
А в качестве руководителей Союза писателей Танк и Зуёнок были для меня одинаковы.
Еще во время работы на телевидении мне довелось записывать встречу депутата Верховного Совета республики Максима Танка с избирателями в Островце. Там народный поэт Максим Танк был Евгением Ивановичем Скурко, как в паспорте. Мало кто, кстати, знал, что танком он стал не от танка, давящего врага, а от японского стихотворения — танки. Но, согласитесь, Максима Танка для белорусского уха звучала не очень хорошо, и он стал Танком.
Съемочная группа состояла из кинооператора, звукорежиссера, двух осветителей и меня — редактора. Мы приехали в местный Дом культуры. Оператор установил на треноге камеру, звукорежиссер Танечка водрузила на трибуне микрофон. Осветители быстренько поставили на сцене софиты, и один из них тут же умчался в магазин за пивом. Осветители в нашем телевизионном братстве были единственные, кому дозволялось выпивать, негласно конечно. Я в основном глазел на Танечку. Для звукорежиссера она была исключительно хороша.
Зал на пару сотен мест быстро заполнился. Народ сидел хмурый, немногословный: у всех, как говорится, хозяйство, а тут волынка часа на два, а то и на все три. Депутат Верховного Совета, конечно, большой человек, но свинью не накормит. Да и корову не подоит, если уж на то пошло. Люди сидели, мрачно разглядывая пустую сцену.