– Да не знаю я! – закричал Колльберг. – Что ты видишь?
– Теперь ничего.
– А раньше?
– Трудно сказать. По-моему, я видел Эриксона. Он подошел к краю, и тогда я подал Мартину сигнал. А потом…
– Ну, – нетерпеливо подгонял его Колльберг. – Говори же.
– Потом сирена смолкла, а Эриксон после этого поднялся на ноги. Во всяком случае, мне так кажется. Он стоял во весь рост спиной ко мне.
– А Мартина ты видел?
– Нет, ни разу.
– А теперь?
– Теперь вообще ничего не вижу. Теперь там никого нет.
– Черт возьми, – выругался Колльберг и уронил руку с радиопередатчиком.
Гюнвальд Ларссон сердито хмыкнул.
Они стояли на Обсерваториенгатан, возле поворота на Далагатан и менее чем в ста метрах от дома. Мальм тоже был здесь, и еще довольно много народу.
Подошел пожарник и спросил:
– Машине с лестницей оставаться на прежнем месте?
Мальм поглядел на Колльберга, потом на Гюнвальда Ларссона. Теперь он уже не рвался командовать, как вначале.
– Не надо, – ответил Колльберг. – Пусть едет назад. Не стоит ребятам без надобности маячить у него на глазах.
– Ну, – сказал Ларссон, – сдается мне, что Мартин загремел.
– Да. – глухо откликнулся Колльберг. – Похоже, что так.
– Минуточку. – вмешался кто-то. – Послушайте-ка.
Это был Норман Хансон. Он что-то сказал в свой микрофон, потом обратился к Колльбергу.
– Я только что поймал наблюдателя на колокольне. Ему кажется, что он видит Бека.
– Видит? Где?
– Лежит на северном балконе со стороны двора.
Хансон серьезно поглядел на Колльберга и добавил:
– Похоже, что он ранен.
– Ранен? А он шевелится?
– Сейчас нет. Но наблюдатель считает, что несколько минут назад он шевелился.
Сообщение могло оказаться справедливым. Ведь с крыши «Боньерса» Рённу не видна дворовая сторона. А церковь расположена севернее дома, да вдобавок ближе на двести метров.
– Надо вынести его оттуда, – пробормотал Колльберг.
– Да и вообще пора кончать эту волынку, – мрачно сказал Гюнвальд Ларссон.
Через несколько секунд он добавил:
– В конце концов, только дурак мог полезть туда в одиночку. Только дурак.
– Молчим в глаза и говорим пакости за глаза, – подытожил Колльберг. – Знаешь, Ларссон, как это называется?
Гюнвальд Ларссон долго глядел на него. Потом резко сказал:
– Что ты хочешь – это безумный город в потерявшей рассудок стране. А на крыше перед нами сидит несчастный маньяк, и нам предстоит теперь снять его оттуда.
– В общих чертах верно, – сказал Колльберг.
– Сам знаю.
– Господи Боже мой, нашли о чем разговаривать, – нервничал Мальм.
Ни тот, ни другой даже не взглянули на него.
– О'кэй, – сказал Гюнвальд Ларссон, – ты пойдешь выручать своего дружка Бека, а я займусь остальным.