– Так, так.
– И ни разу в жизни он не позволил себе ударить ребенка. Даже когда они были маленькие.
Мартин Бек частенько себе это позволял, особенно когда они были маленькие.
– Значит, никаких неприятностей по службе у него быть не могло?
– Нет. Я уже сказала вам, что он почти никогда не говорил с нами о своей работе. Но я просто-напросто не верю в эти россказни. Вы, наверное, ошиблись.
– Но ведь были у него какие-то взгляды? Хотя бы на самые общие вопросы?
– Да, он считал, что общество с точки зрения морали близко к гибели, ибо у нас неудачный режим.
За такой взгляд человека едва ли можно было осуждать. Одна беда: Стиг Нюман принадлежал к тому меньшинству, которое располагало должной властью, чтобы сделать положение еще хуже при удобном случае.
– Вы еще о чем-нибудь хотели спросить? – поинтересовалась Анна Нюман. – А то у меня довольно много хлопот.
– Нет, во всяком случае, не сейчас. Я очень сожалею, что мне пришлось вас побеспокоить.
– Ах, не о чем говорить.
В голосе ее не было убежденности.
– Но нам все-таки придется попросить вас идентифицировать голос.
– Голос Хульта?
– Да. Как вы думаете, удастся вам его узнать?
– Вполне возможно. До свиданья.
– До свиданья.
Мартин Бек отодвинул аппарат. Стрёмгрен приволок еще какую-то бумагу. Рённ стоял у окна и глядел на улицу, очки у него съехали на кончик носа.
– Значит, так, – сказал Рённ спокойно. – Ценная мысль.
– В каком роде войск служил Хульт? – спросил Мартин Бек.
– В кавалерии, – ответил Рённ.
Рай земной для новобранцев.
– А Эриксон?
– Он был артиллерист.
Пятнадцать секунд в комнате царила полная тишина.
– Ты думаешь про штык?
– Да.
– Я тоже.
– А что ты думаешь?
– Что такой штык может купить себе любой за пять монет на армейском складе излишков.
Мартин Бек промолчал.
Он никогда не был высокого мнения о Рённе, но ему также никогда не приходило в голову, что Рённ отвечает ему взаимностью.
В дверь робко постучали.
Меландер.
Надо думать, единственный человек на свете, который способен стучать в собственную дверь.