Вторым островком света была расположенная около церкви Санта Мария Новелла улочка дель Гарофано, где в этот вечер кардинал Чибо давал серенаду Лауре ди Фельтро, небезызвестной куртизанке того времени, которую, затратив уйму золота, он отбил у Франческо Пацци; впрочем, это мотовство никоим образом не отразилось на его состоянии: как поговаривали, денежки выложил сам герцог Алессандро за то, что услужливый кардинал уложил в его постель маркизу Чибо, свою невестку, пока муж был в отъезде.
Наконец, третьим световым пятном среди скопища темных камней стали ворота Сан Амброджо, возле которых какие-то бандиты подожгли, а потом стали грабить дом Руччеллаи, одного из прославленнейших изгнанников эпохи.
Во всем остальном городе царили безмолвие и мрак.
Но если бы в одно из тех кратких мгновений, когда луна прорывалась сквозь сплошную пелену туч, взоры нашего наблюдателя из поднебесья опустились к пьяцца Санта Кроче, то в скользнувшем бледном луче ночного светила он прежде всего разглядел бы широкий параллелограмм монастыря, примыкающего к площади.
Затем на углу виа дель Дилювио он увидел бы колодец с навесом — один из тех великолепных образчиков работы по железу, которая в те времена сплошь и рядом делала обыденнейшие предметы совершенными произведениями искусства. Этот колодец был причудой одного богатого флорентийца по имени Седжо Капорано, велевшего вырыть его перед своим домом с двоякой целью: радовать взоры и служить своему назначению.
И в последнюю очередь он узрел бы человека, сидевшего свесив ноги и держа под рукой веревочную лестницу на зубчатом гребне длинной стены, тянущейся от виа деи Кокки до виа Торта; его укрывала тень раскидистых деревьев, величественно вознесших свои кроны над высокой оградой.
На всей площади единственным заметным огоньком была неугасимая лампадка перед статуей Мадонны в резной нише на углу монастыря, обращенном к виа дель Пепе.
Часы на палаццо Веккио медленно пробили полночь.
Сидевший на верху стены человек внимательно сосчитал гулко вибрирующие удары колокола, что говорило о том, как мало забавного он находит в своем несомненно принудительном пребывании на этом посту; но тут еще один полуночник, подкованными каблуками сапог будя эхо в плитах мостовой и чиркая по ним шпорами, вышел на площадь из виа дель Дилювио и направился к воротам монастыря.
Он уже собирался постучаться, когда сидящий на гребне стены дозорный, пристально наблюдавший за ним, но, видимо, окончательно узнавший его лишь по твердой решимости проникнуть в монастырь, предупредил о себе посвистом, переливы которого развеяли бы любые сомнения в том, что это условленный сигнал.