Все страхи и тревоги Германа полностью рассеялись. Вино было прекрасное и совершенно настоящее, ведь оно производило на этого ночного гостя обычное свое действие. Герман испытывал прилив веры в собственные силы и, перебирая свои заслуги и достоинства, отнюдь не поражался выпавшей на его долю удаче. Единственное, что его удивляло, так это то, как долго ему пришлось ожидать ее. Он пребывал в таком счастливом расположении духа, как вдруг взгляд его упал на лежавшую на одном из стульев лютню, на которой, казалось, играли недавно. Тогда он подумал, что музыка не испортит такой замечательной трапезы, и, любезно обратившись к Берте, попросил ее взять инструмент и спеть ему что-нибудь.
Берта протянула руку и, взяв лютню, извлекла столь звучный аккорд, что Герман весь затрепетал. Едва он оправился от волнения, как девушка запела нежным и глубоким голосом, и выбранная ею баллада была так созвучна с событиями этого вечера, что могло показаться, будто таинственная музыкантша мастерски импровизирует.
В балладе говорилось о знатной даме, влюбленной в лучника.
Намек не ускользнул от Германа, и если у него оставались еще какие-то сомнения, баллада полностью их рассеяла. И вот, когда девушка запела последний куплет, он поднялся со стула, обошел стол, встал позади нее совсем близко, так что рука хозяйки, едва успев вновь скользнуть по струнам лютни, очутилась в руках Германа. Но она была так холодна, что юноша вздрогнул; однако в ту же минуту он овладел собой.
— Увы, сударыня, — проговорил он, — я всего лишь бедный лучник, без имени, без состояния, но любить умею не хуже иного короля.
— А я не ищу ничего, кроме любящего сердца, — отвечала Берта.
— Так, значит, вы свободны? — уже смелее спросил Герман.
— Да, свободна, — промолвила девушка.
— Я люблю вас! — воскликнул Герман.
— И я люблю тебя, — отозвалась Берта.
— И вы согласны выйти замуж за меня? — вскричал Герман.
Ни слова не отвечая, Берта встала, подошла к шкафчику, достала из выдвижного ящика два кольца, показала их Герману, затем так же молча вынула из шкафчика венок из флердоранжа и свадебную вуаль. Потом она надела вуаль, поверх нее — венок и, обернувшись к Герману, проговорила;
— Я готова.
Герман невольно вздрогнул при этих словах. Однако он зашел слишком далеко, чтобы останавливаться на полпути. К тому же, чем рисковал он, неимущий лучник, у кого не было даже собственного клочка земли и для кого одно только столовое серебро, украшенное гербом владельцев замка, представляло целое состояние?
Так что он подал руку своей нареченной и кивнул в знак