Это был просто путешественник.
Топот копыт затих. Ночь снова объяла меня своим молчанием. Раздавались только самые обычные звуки, какие бывают в горах: трещит дерево, катятся камни, воет дикий зверь, ухает ночная птица.
Я была уверена, что вокруг меня нет ни единого человеческого существа.
Итак, цыгане ушли.
Рассвет подтвердил то, о чем поведал ночной сумрак, и словно груз упал с моих плеч.
Я была свободна. Горы принадлежали мне, Сьерра-Невада стала моим царством.
Так я жила несколько лет спокойно, без нужды, питаясь, как птица небесная, дикими плодами, родниковой водой, свежим ночным воздухом, утренней росой, лучами дневного солнца.
Ростом я была как мать и носила ее одежду, драгоценностей у меня было предостаточно, и все же мне чего-то недоставало — недоставало подруги, спутницы.
И вот как-то я дошла до Альгамы и купила козочку.
Вместе с ней я вернулась в горы. Пока меня не было, мой дом заняли под харчевню. Хозяин все расспрашивал, кто я, и я рассказала ему о себе, но умолчала о том, где я живу. Он все допытывался, часто ли проезжают тут путешественники.
Мало-помалу благодаря харчевне в горах снова появились люди. Грубые завсегдатаи ее были сущими дикарями.
Они внушали мне страх; я вернулась в заросли и лишь издали, из какого-нибудь недоступного места, следила за харчевней и за дорогой.
Странные звуки порой раздавались в горах — то выстрелы, то яростные возгласы, то призывы на помощь.
Вместо цыган в горах появились разбойники.
Для меня между ними не было особой разницы; я не знала законов общества, не имела понятия о том, что считается хорошим, что — плохим. Но видела, что в природе сила преобладает над слабостью, и думала, что люди, живущие ныне в горах, поступают так же, как люди в городе.
Однако разбойники все больше и больше внушали мне страх, и я старалась держаться от них подальше.
Однажды я, как всегда, бродила по диким уголкам Сьерры; козочка перескакивала с утеса на утес, а я пробиралась следом за ней, но поодаль, то и дело останавливаясь, чтобы сорвать какой-нибудь дикий плод, цветок или ягоду.
Вдруг я услышала жалобное блеяние моей милой и верной спутницы. Оно становилось все глуше, все отдаленнее. Казалось, что кто-то уносит ее, что ее подхватил какой-то вихрь, что у нее не хватает сил противиться и она зовет меня на помощь.
Я поспешила в ту сторону, откуда доносился ее жалобный крик. Но вот в полумиле от меня раздался выстрел, над зарослями кустарника взвился дымок, и, увидев его, услышав грохот выстрела, я бросилась туда, не думая о том, что и мне грозит опасность.