Перешагнув через десяток трупов, он наконец добрался до площадки второго этажа, где его ждал дон Фернандо.
Левую руку он обмотал обрывками плаща, сделав что-то вроде щита, одежда его была разорвана в лохмотья; он был дважды или трижды ранен, из ран сочилась кровь.
— Итак, — обратился он к дону Иньиго, — что вы от меня хотите? Одно ваше слово устрашило меня больше, чем вся эта свора вместе со своим оружием.
— Я хочу, — сказал верховный судья, — чтобы вы отдали мне шпагу.
— Отдать шпагу? — повторил дон Фернандо и расхохотался.
— И еще я хочу, чтобы вы прекратили сопротивление и признали себя моим пленником.
— А кому вы обещали сотворить это чудо?
— Королю.
— Так вот, возвращайтесь к королю и скажите ему, что он дал вам непосильную задачу.
— На что же ты надеешься? Чего ты хочешь, несчастный безумец?
— Умереть, убивая.
— Тогда убивай! — проговорил дон Иньиго, приближаясь к Фернандо.
Молодой человек сделал угрожающий жест, но тотчас опустил шпагу.
— Послушайте, — проговорил он, — не вмешивайтесь вы в это дело: предоставьте все мне и тем, кто его затеял. Вы ничего не добьетесь, клянусь вам, но, право, даю честное слово дворянина, я буду в отчаянии, если с вами случится беда.
Дон Иньиго сделал шаг вперед.
— Вашу шпагу! — приказал он.
— Я уже сказал, бесполезно этого добиваться, и вы сами видели, как опасно даже желание отнять ее у меня.
— Вашу шпагу! — настаивал дон Иньиго, делая еще шаг вперед.
— Тогда выньте свою! — воскликнул дон Фернандо.
— Да хранит меня Бог! Угрожать вам! Я хочу убедить вас. Прошу вас, шпагу!
— Никогда!
— Умоляю, дон Фернандо!
— Ваше влияние на меня просто непостижимо! Но нет! Шпаги я не отдам.
Дон Иньиго протянул руку.
— Шпагу!
Наступило молчание. Верховный судья надеялся, что ему придет на помощь необъяснимая и властная симпатия, которую при первой же встрече почувствовал к нему дон Фернандо. А тот негромко сказал:
— О, подумать только, что родной отец не мог заставить меня вложить шпагу в ножны; подумать только, что двадцать человек не могли вырвать ее из моих рук; подумать только, что сейчас, когда я чувствую прилив сил, готов перебить целый полк, как разъяренный раненый бык, вам, безоружному, стоило произнести слово — и я подчинился.
— Дайте же, — повторил дон Иньиго.
— Но знайте, что я сдаюсь только вам, что вы один внушаете мне не только страх, но и уважение, и только к вашим ногам, а не к ногам короля я кладу свою шпагу, окровавленную от эфеса до кончика клинка.
И он смиренно положил шпагу к ногам дона Иньиго.
Верховный судья поднял ее.
— Вот и хорошо! — сказал он. — И пусть Небо мне будет свидетелем, дон Фернандо, что я сейчас с радостью обменялся бы с тобою ролями, хоть ты — обвиняемый, а я — судья; оказавшись на твоем месте, я бы меньше страдал от опасности, чем страдаю теперь от тревоги за тебя.