Он откашливается, вскидывает ладонь.
– До свидания.
Выходит в прихожую и закрывает за собой дверь.
Секунду спустя слышу, как захлопывается входная дверь.
Я стою в кухне, смотрю, как мириады пылинок собираются, а потом растворяются в солнечном свете.
Моя рука подбирается к стакану. Я осторожно беру его, верчу в руке. Подношу к лицу, вдыхаю запах.
Потом швыряю чертову штуковину о стену и издаю пронзительный вопль. Так громко я никогда не кричала.
Я сижу на краю кровати, уставившись прямо перед собой. На стене колышутся тени.
Я зажгла маленькую французскую свечку в горшочке, только что вынутую из коробки, подарок к Рождеству, полученный мной от Ливви два года назад. С ароматом инжира. Она любит инжир.
Любила.
В комнате повеяло сквозняком. Пламя колеблется, цепляется за фитиль.
Проходит час. Потом другой.
Свечка быстро догорает, фитиль наполовину утонул в лужице воска. Я опускаю голову все ниже, уперев ладони в бедра.
Мой телефон загорается, вздрагивает. Джулиан Филдинг. Он собирался навестить меня завтра. Не сможет.
Ночь опускается, как театральный занавес.
«Вот когда начались ваши беды, – сказал недавно Литл. – Ваши проблемы вышли наружу».
Мне сказали, что в больнице у меня был шок. Потом шок перерос в страх. Страх видоизменился, превратился в панику. К тому времени, как на сцене появился доктор Филдинг, у меня началась агорафобия. Он выразился наиболее просто и точно: «Тяжелый случай агорафобии».
Мне необходимы знакомые границы моего дома – поскольку я провела две ночи посреди враждебной дикой природы, под необъятным небом.
Мне необходимо окружение, которое я в состоянии контролировать, – потому что я видела, как медленно умирают мои близкие.
«Заметь, я не спрашиваю, что привело тебя на этот путь», – сказала мне Джейн. Или, скорее, я сама сказала это себе.
Жизнь привела меня на этот путь.
– Угадай кто?
Я качаю головой. Не хочу сейчас разговаривать с Эдом.
– Как себя чувствуешь, бездельница?
Но я вновь качаю головой. Не могу говорить. Не хочу.
– Мама?
Нет.
– Мамочка?
Я вздрагиваю.
Нет.
В какой-то момент я валюсь на бок, проваливаюсь в забытье. Просыпаюсь с болью в шее. Пламя свечи уменьшилось до крошечного голубого пятнышка, колеблющегося в прохладном воздухе. Комната погружена в темноту.
Я сажусь, потом встаю. Со скрипом, как ржавая лестница. Плетусь в ванную комнату.
Вернувшись, я вижу, что жилище Расселов сияет, как кукольный домик. Наверху Итан сидит за компьютером. В кухне Алистер нарезает что-то на доске. Морковь, подсвеченную ярким, как неон, кухонным светом. На столешнице бокал вина. У меня пересыхает во рту.