Я рассматриваю свое горло в зеркале ванной. Пять синяков, темная полоса вокруг шеи.
Бросаю взгляд на Панча, свернувшегося на плиточном полу. Хромой кот и я. Ну и парочка.
Я не стану заявлять в полицию о вчерашнем вечере. Не стану, потому что не могу. Разумеется, доказательство есть – отпечатки пальцев на моей коже. Но полицейские прежде всего захотят узнать, зачем Алистер был здесь, а правда в том, что… Я предложила подростку, чьих родных я преследовала, тусоваться в моем цокольном этаже. Понимаете, в качестве замены моему умершему ребенку и умершему мужу. Это выглядит не очень хорошо.
– Выглядит не очень хорошо, – говорю я, проверяя, как звучит мой голос.
А звучит он слабо, устало.
Выхожу из ванной и спускаюсь по лестнице. Глубоко в кармане халата телефон ударяется о мое бедро.
Я собираю разбитое стекло, подметаю пол, выбрасываю все в контейнер для мусора. Стараюсь не думать о том, как Рассел схватил меня, стал душить. Как стоял надо мной, а потом топтал мерцающие осколки.
Под ногами доски из белой березы сверкают, как пляж.
За кухонным столом я верчу в руках резак для картона, прислушиваюсь к щелканью лезвия, когда оно скользит взад-вперед.
Я смотрю на ту сторону сквера. Дом Расселов тоже смотрит на меня пустыми глазницами окон. Интересно, где они. Интересно, где он.
Нужно было лучше примериться. Сильнее ударить. Представляю себе, как лезвие разрезает ему куртку, вспарывает кожу.