Уткнувшись мне в плечо, он что-то невнятно бормочет.
– Что такое?
– Я говорю – мне правда очень жаль, – повторяет он, высвобождаясь и вытирая рукавом нос. – Очень жаль.
– Все хорошо. Перестань. Все хорошо. – Я смахиваю упавшие на глаза волосы и тем же жестом убираю прядь с лица Итана. – Что происходит?
– Мой папа… – Он умолкает, глядя через окно на свой дом, который в темноте выглядит зловеще. – Папа стал вопить, и мне надо было выбраться из дому.
– Где твоя мама?
Он шмыгает, снова вытирает нос.
– Не знаю. – Пару раз глубоко вздохнув, он смотрит мне в глаза. – Простите. Я не знаю, где она. Но с ней все в порядке.
– Ты уверен?
Чихнув, он смотрит вниз. Там Панч, он трется о ноги Итана. Итан снова чихает.
– Извините. – Опять чихает. – Кот. – Итан осматривается по сторонам, словно удивляясь, что оказался у меня в кухне. – Мне пора идти. А то папа рассердится.
– Мне кажется, он уже рассердился.
Я отодвигаю от стола стул, указываю на него.
Итан смотрит на стул, потом снова бросает взгляд в окно.
– Мне пора. Не надо было приходить. Просто мне…
– Просто тебе надо было выбраться из дому, – заканчиваю я. – Понимаю. Но безопасно ли возвращаться?
К моему удивлению, он смеется коротким желчным смехом.
– Он так важничает. И это все. Я его не боюсь.
– Но мама боится.
Он ничего не отвечает.
Насколько я могу судить, очевидных признаков жестокого обращения с Итаном нет: на лице и руках отсутствуют следы насилия, поведение живое и дружелюбное – хотя он дважды плакал, не надо об этом забывать, – гигиена удовлетворительная. Но это всего лишь первое, поверхностное впечатление. В конце концов мальчик сейчас стоит у меня в кухне, бросая тревожные взгляды на свой дом по ту сторону сквера.
Я задвигаю стул на место.
– Хочу, чтобы ты записал номер моего мобильного, – говорю я.
Он кивает – думаю, неохотно, но сделает это.
– Можете мне его написать? – спрашивает он.
– У тебя нет телефона?
Итан качает головой.
– Он… папа мне не разрешает. – Итан шмыгает носом. – Электронки у меня тоже нет.
Неудивительно. Я достаю из кухонного ящика старый рецепт, пишу на нем. Нацарапав четыре цифры, я понимаю, что это старый рабочий номер горячей линии для моих пациентов. Как шутил, бывало, Эд: «1-800-АННА-СЕЙЧАС».
– Извини. Не тот телефон…
Я перечеркиваю цифры, потом записываю правильный номер. Поднимаю глаза – Итан стоит у кухонной двери, глядя через сквер на свой дом.
– Тебе необязательно идти туда, – замечаю я.
Он поворачивается. С сомнением качает головой:
– Все-таки мне пора.
Кивнув, я протягиваю ему листок. Итан засовывает его в карман.