Переведя дух, Ma снова ринулась в атаку:
– Если хотите, чтобы Лидия осталась у вас, вам придется быть с ней подобрее. А то в один прекрасный день она сбежит. Что тогда будет с Ли, вы об этом подумали?
Сочтя свою миссию выполненной, достойная матрона отправилась восвояси, а Росс остался у костра. Машинально допивая кофе, он смотрел на огонь. Лагерные костры понемногу затухали. Набегавшиеся за день дети улеглись спать – кто в фургоне, кто под открытым небом. Переселенцы постарше, навестив соседей, возвращались домой. Кое-кто пытался заговаривать с Россом, но получал односложный ответ. На Коулмена не обижались – все понимали, что он еще не оправился от горя.
Вечер выдался тихий, лишь легкий ветерок шевелил ветви тополей, ясеней и дубов, окружавших опушку, где переселенцы остановились на ночь.
Такой вечер располагал к размышлениям. Чем больше Росс думал над словами Ма Лэнгстон, тем яснее понимал, что доля истины в них есть, и только дурацкое упрямство мешает ему в этом признаться. Кроме того, эта девушка своим видом постоянно напоминала Коулмену о его проклятом прошлом, о том, что он предпочел бы забыть.
Отчасти в этом ему помогала Виктория. Но теперь ее нет. Рядом с ним – невесть откуда появившаяся девица с буйной гривой волос, дерзким взглядом и роскошным телом. Она была для него символом той жизни, о которой Росс не желал вспоминать.
Но разве он управился бы с Ли, если бы не Лидия? Сын родился таким крохотным! Росс ничего не смыслил в детях, но в одном был убежден – ребенку нужна женская ласка. Он на собственной шкуре прочувствовал, каково расти без материнского глаза. А эта девушка любит Ли, тут у Росса сомнений не было.
С его губ сорвалось грубое словцо, которое при Виктории он произнести не решился бы. Со смаком повторив ругательство, Коулмен затушил костер и направился к фургону, нервно потирая вспотевшие ладони.
Лидия кормила Ли. Наверное, в утробе матери ему не хватало пищи, и теперь он наверстывал упущенное: сосал жадно, шумно, время от времени ударяя крошечным кулачком по груди, и, довольный, сучил ножками.
Лидия чувствовала странную гордость от того, что хоть в этом ей удалось превзойти Викторию Коулмен, идеальную женщину с молочно-белой кожей и волосами цвета спелой пшеницы. Хотя Виктория родила Ли, но зато любить он будет Лидию. Эта мысль приносила девушке удовлетворение.
Жаль, что у нее не хватает духу сказать об этом высокомерному отцу Ли. Он называет ее шлюхой. Слезы навернулись Лидии на глаза, но она не позволила им пролиться. Нечего плакать! Она совсем не такая, как о ней думают. Не такая!