Вскоре женщины увидели раскидистый дуб и с наслаждением опустились на зеленую траву в его тени. Устроив Ли поудобнее, Лидия начала кормить его. Похоже, малыш уже привык к перемене в своем меню, и, судя по тому, как хорошо он прибавлял в весе, эта перемена пошла ему на пользу.
Ма начала подробно рассказывать о своих многочисленных отпрысках. Ее особенно тревожило, что старший слишком увивается вокруг Присциллы Уоткинс. Лидия слушала вполуха. Мысли ее блуждали далеко, глаза были прикрыты. И все же она заметила, как за спиной Ма вдруг метнулась чья-то тень. Насторожившись, девушка огляделась и, к своему ужасу, увидела Росса. Его зеленые глаза, устремленные на Лидию, как булавки, пришпиливали ее к земле.
– Это еще что такое? – Коулмен ткнул пальцем в злополучную бутылочку.
– А вы как думаете? Коровье молоко, – хладнокровно пояснила Ма, отбирая у Лидии ребенка. – Унесу-ка я парня подальше. Боюсь, что, если он останется здесь, у него будет несварение!
Лидия сидела ни жива ни мертва – уж больно грозный вид был у Росса. Сурово насупленные брови нависли над глазами, губы сжались в ниточку, на скулах играли желваки.
– Почему Ли пьет из бутылочки?
Лидия потупилась, теребя подол платья побелевшими пальцами.
– У меня пропало молоко, – шепотом призналась она.
Росс смачно выругался.
– Когда?
– В тот день, когда мы переправлялись через Миссисипи. Ма говорит…
– Значит, неделю назад?
– Да.
– То есть через день после свадьбы, – подытожил он с горькой усмешкой.
Лидия подняла глаза и нервно облизнула губы.
– Немного позже.
Росс прислонился к дереву и устремил взор в небо, словно спрашивая, чем он провинился и за что боги так жестоко карают его.
– Мало того, что мне навязали нежеланную жену – теперь выясняется, что она непригодна даже на то, ради чего я женился на ней!
– А вам не приходит в голову, что мне вас тоже навязали?
– Это не одно и то же.
– Вы правы, черт побери! Это в миллион раз хуже.
– Ну вот! Какому мужу понравится, когда жена ругается, как последняя шлюха?
– Этому я научилась у вас!
Обогатив ее познания еще одним чрезвычайно выразительным словцом, Коулмен продолжил расспросы.
– Но почему вдруг… почему у тебя… – Он невольно бросил взгляд на ее грудь и тут же пожалел об этом – такое зрелище никогда не оставляло его равнодушным. – Женщина может кормить ребенка хоть всю жизнь. Что же случилось с тобой?
– Ничего.
– Причина должна быть, иначе молоко не пропало бы.
– Ма говорит, что это из-за того случая на пароме. Я тогда так разволновалась… – Лидия умолкла, вспомнив сцену в фургоне.
Раздосадованный тем, что она напомнила ему о том, о чем сам он предпочел бы забыть, Росс отвернулся. Ему незачем было видеть широко открытые выразительные глаза Лидии – слишком живо он помнил, какими были эти глаза до и после поцелуя. Ему незачем было видеть ее лицо в ореоле роскошных волос – он и так помнил, каковы эти волосы на ощупь. Ему незачем было видеть ее рот – его вкус он ощущал так же живо, как в тот памятный день. И уж тем более не забыл Росс о том, как прижималось к нему там, в фургоне, ее нежное женственное и восхитительное тело.