Еле слышно, также почти про себя, прошептал второй, рядом стоявший охранник. Но, в полнейшей тишине, его слова оказались достаточно громкими, чтобы рассердить охранника-писаря.
— Эй, тише можно? Вдруг, что ни будь важное пропущу? И кстати, чтобы ты знал важность нашей работы. То, что мы тут торчим, это не Сотнику, а самому Экзархиусу надобно. Он мне Сам лично приказал. В общем — тссс..
Николай даже не увидел, а каким-то образом ощутил, что в углу небольшой, но как ни странно очень светлой камеры, находящейся в подземелье Башни Лунного света, сидел в позе лотоса седобородый старик и что-то шептал про себя. При этом, мерно раскачиваясь, как будто пребывая в трансе.
Старик как будто-бы был слепым, так как его глаза хоть и были широко раскрыты, но никто ни разу не видел, чтобы старик моргнул либо перевел взгляд в сторону. Он всегда смотрел только в одну, только ему известную точку.
Даже когда его насильно кормили жидкой, но очень наваристой похлёбкой, он продолжал смотреть в эту точку.
Но, на самом деле, старик вовсе не был слеп. Это выяснилось тогда, когда приходил учёный медикус и водил рукой перед его лицом. Тогда то он, в конце концов и выдал своё заключение, что зрачки старца реагируют на свет. Он выдал вердикт, что соответственно он не слепой, а только видит не этот мир, а что-то своё, непонятное всем остальным. Так как охране было абсолютно всё равно в какие ещё миры смотрит старец, то на этом и остановились. Смотрит куда ему надо, да и шут с ним. Лишь бы не окочурился ненароком.
Второй охранник, тот, что стоял в качестве ассистента, опять не выдержал гнетущей тишины и произнес: — Ну, может быть всё-таки иссякли мысли у старика. Чего ты так рвёшься да кипятишься. Может быть всё от того, что пора бы и пообедать? Скоро и старику похлёбку принесут.
— А, знаешь, — на удивление дружелюбно произнёс писарь — такую похлёбку, той, что кормят этого старца, я бы и сам не прочь бы был отведать. Видел бы ты, как её готовят. Целую перепёлку отваривают, а затем мелко-мелко крошат. А затем, с разными пахучими травами и даже земляными яблоками смешивают. Мммм…
Сказав это, писарь, сглотнул слюну и действительно вспомнил, что он не ел с утра. И лишь на одну секундочку отвлекшись от своей работы, сделал блаженное лицо от воспоминаний, подняв взор вверх.
Подумать то о похлёбке подумал, но он прекрасно помнил ту затрещину, которая досталась ему от Сотника, когда он попытался отхлебнуть чуть-чуть из котелка. Совсем чуть-чуть, а синяк то до сих пор болит! Хорошо, что рёбра целы остались: