– Ну конечно, я позволил ему их забрать. Полли ведь и его дочь тоже. – Затем он добавляет со злостью в голосе: – Просто напоминаю тебе об этом, если ты вдруг забыла.
Но он не может уязвить меня этой насмешкой.
– Но почему… – Моя рука совсем разболелась. – Почему они вообще оказались здесь?
– Потому что он попросил меня их забрать.
– Сид попросил? Сид попросил тебя забрать Полли и мою маму?
– Да. Сид попросил.
Я пытаюсь переварить эти слова. Рандольф тем временем идет к шкафу для напитков в стиле Людовика XVI, наливает себе виски и залпом выпивает. Несмотря на его самоуверенную манеру держаться, его большая мясистая рука слегка дрожит. Я слышу, как горлышко графина стучит по краю бокала.
– Налей и мне, – говорю я и протягиваю к нему свою ноющую от боли руку. – Пожалуйста.
– Хм! – Он смотрит на меня, а затем выполняет мою просьбу. – Я не собираюсь с тобой спорить. Ты сильнее, чем выглядишь.
Неужели я испытываю чувство зависти и восхищения, когда он вручает мне бокал? Это то, что производит на меня впечатление в его извращенном мире?
Выпив виски, я начинаю кашлять.
– Куда он поехал? – спрашиваю я.
– Не знаю. Наверное, домой.
Рандольф сейчас не смотрит на меня, и поэтому я ему не верю.
– Можно воспользоваться твоим телефоном? – Алкоголь уже проник в мой мозг, он поет в моих венах, журчит во мне.
– Конечно. – Он указывает на телефонный аппарат, стоящий на столе. – Давай, звони куда хочешь. А я пока что-нибудь надену.
Набирая номер Сида, я смотрю на висящую на стене картину Хёрста[59], которая очень даже подходит для жилища Рандольфа. Мне никогда не нравились произведения Хёрста – крикливые, фальшивые, такие… неестественные. Я помню тот вечер, когда мы с Сидом были здесь в последний раз около года назад. Мы тогда отмечали какое-то дурацкое событие вроде получения крупнейшей в истории суммы от продажи произведения современного искусства, а у Джоли только что вышел ее первый суперхит. Она пела прямо вот в этой комнате тем слегка хриплым голосом, который берегла для немногочисленных избранных слушателей. Ее волосы, уложенные в прическу в стиле «афро», поблескивали и переливались, а ее кожа мерцала, как облизанная карамель. На Джоли было сверкающее белое платье, которое сидело на ней как влитое. Затем на балконе Рандольф познакомил ее со своим любимым протеже – то есть с моим мужем. Это произошло вскоре после того, как мы побывали в Париже, после того, как Сид вышел на международный уровень. У нас на тот момент все еще оставались шансы, не так ли?
Впрочем, в глубине души я осознавала, что уже слишком поздно. Это был всего лишь вопрос времени.