Оливия получила от Карла огромный заказ на куличи и кексы, мне даже пришлось немного помочь ей на кухне. К выпечке она меня и на пушечный выстрел не подпустила, но милостиво позволяла мыть фрукты, натирать лимонную цедру и просеивать муку. Мы договорились о взаимной рекламе: у нее в кафе стоял стенд с информацией о нашей распродаже и визите журналистки, а мы, естественно, всем и каждому охотно сообщали, чьи золотые руки испекли эти восхитительные вкусности, вдобавок вкладывая в продаваемые книги ее белые тисненые визитки.
Казалось бы, все складывалось именно так, как я и хотела, но тут приехал Каспер и вызвал у меня противоречивые чувства.
Я была очень, очень рада его видеть, очень хотела быть рядом, но в то же время его присутствие казалось мучительным. Несколько раз в день я обещала себе, что вот-вот соберусь с духом и поговорю с ним насчет наших отношений. Или хотя бы начну с малого – расскажу о Маркусе. Он заходил еще пару раз с Кактусом, пока я была в Росасе, и мы гуляли по пляжу. Ведь ничего такого в этом нет, правда? Ведь если ты кого-то любишь, это еще не значит, что тебе больше нельзя общаться с другими людьми, так?
Но я себя чувствовала виноватой. И пусть в моем поведении не было ничего постыдного: я не флиртовала с Маркусом, сама не искала с ним встреч и неизменно отказывалась от танцев, хотя в этом тоже вроде бы не было ничего криминального, – я сама себе казалась предательницей. Наверное, все дело в моей больной совести. Если бы я действительно воспринимала Маркуса как обычного нового знакомого, то и не страшилась бы рассказать о нем Касперу. Так что, получается, по вердикту собственной совести я действительно его предала…
Еще одним источником мучений были воспоминания о том сне. Я постоянно мысленно к нему возвращалась, даже записала его в подробностях и временами перечитывала, словно какая-то влюбленная школьница. Насколько восхитительным и прекрасным было чувство уверенности, что Каспер меня любит! Я смотрела на его отросшую шевелюру – прямо как во сне, – и мне нестерпимо хотелось запустить в нее руки, любоваться медными переливами, накручивать на палец отдельные кудряшки. Но вместо этого я сдержанно улыбалась, изредка шутила и избегала излишне долгих разговоров.
В этом мне очень помогала книжная распродажа – наплыв покупателей был просто неслыханным! Карл тоже разрывался в противоречиях: с одной стороны, он ужасно любил гостей, охотно разговаривал с ними о книгах и щедро накладывал им большие куски ароматных куличей на блюдца; с другой, когда он видел толпу (то есть больше трех) незнакомцев, шныряющих по его магазину, то и дело вытаскивающих книги с полок и как попало засовывающих их обратно, – он морщился, словно от зубной боли.