Ее голос больше не дрожит. Она показывает на одну афишу, на которой изображена повозка с американскими первопоселенцами в окружении толпы воинственных индейцев. Джина, придерживая убитого кучера, сжимает в руках винчестер. Это называлось «Зов Запада».
– Видишь, – говорит она, – я уже искала землю обетованную. Тебе сколько сахара?
Присев возле Жюли, она не сводит с нее тревожного взгляда.
– И ты думаешь, что меня примут?
– Приняли же нас с Глорией.
– Вы – другое дело. Вы были уникальными артистками.
– Скажите еще, что мы – ценные экземпляры для коллекции.
– Ах, Жюли, но я-то! С моими приключениями, любовниками, разводами!
– Вот что вас волнует! Глория выходила замуж пять раз, не считая мелких увлечений. Ее жених погиб в Вердене, ее муж-еврей был депортирован, другого мужа убили оасовцы, последний покончил самоубийством, а еще один… Я уже даже и не помню…
– Расскажи, расскажи! – с жадностью набрасывается на нее Джина. – Обожаю, когда мне рассказывают! Разумеется, все были богачи?
– Само собой. Глория всегда знала, где, когда и в кого влюбляться.
– А ты?
– Я?.. Я постаралась заглушить в себе чувства. А потом, я ведь долгие годы провела по санаториям и клиникам. Выбиралась из одной депрессии, чтобы сразу же погрузиться в другую.
– Мама мия! Ужас-то какой! Ну а сейчас ты вылечилась?
– Вылечилась? Если уж вы так хотите знать, то я каждую весну жду, что у меня вырастут новые пальцы. Я жду уже шестьдесят три года.
– Жюли, ты меня убиваешь. А знаешь, несмотря ни на что, ты так бодро выглядишь! Мне стыдно за себя… Значит, ты думаешь, если я перееду к вам, меня хорошо примут?
– С распростертыми объятиями! Ведь для всех остальных мы – что-то вроде редкостных животных. От нас веет джунглями. Представляете, Джина, домашние джунгли, это так интересно! И сейчас как раз продается прекрасная вилла – «Подсолнухи». Стоит, конечно, дорого, но не думаю, что это может вас остановить.
– Нет, не остановит. Еще чашечку? Ты ведь не спешишь?
– Даже если бы спешила, такой чудный кофе стоит того, чтобы задержаться.
– Тогда подожди.
Джина выдвигает ящик стола и достает колоду карт «Таро».
– Подсними!
Со стороны Жюли это не было ни упорство, ни даже настойчивость – скорее нечто вроде развлечения, с известной долей сострадания. Как будто возможный переезд Джины в «Приют отшельника» мог иметь для нее первостепенное значение! Как будто вообще что-нибудь на свете могло иметь первостепенное значение! Но, посмеиваясь в душе над своим планом, она все-таки надеялась на его осуществление. Просто ей хотелось посмотреть, что из этого получится. Так слегка безумный ученый, пренебрегая опасностью, с отчаянной решимостью экспериментирует с веществом, чьи свойства далеко еще не изучены. Ей пришлось немало потрудиться. Она отправила Джине рекламные проспекты, расхваливающие красоты, удобства и прочие достоинства «Приюта отшельника». Она раздобыла внутренний план виллы «Подсолнухи» с расположением комнат, их размером и даже ориентацией по частям света (дело в том, что Джина непременно желала, чтобы ее кровать стояла строго по линии «север – юг»). Она снабдила ее списком домовладельцев с подробностями их биографий. Она даже собиралась составить график частоты преобладающих ветров, поскольку Джина опасалась мистраля. Каждая из этих бумажек подолгу обсуждалась по телефону, а когда Жюли чувствовала, что возникает новая непредвиденная трудность, она без колебаний собиралась и ехала в Канны. Часто от усталости и боли ее буквально сгибало пополам, и тогда она заходила пересидеть приступ в кафе или, если он, на счастье, случался дома, просто забивалась в свое кресло. Иногда ее посещала мысль, что еще совсем не поздно, что операция могла бы ее спасти. У нее еще оставалось право выбора, но дни шли за днями, а она ничего не предпринимала для этого – потому что для себя все уже решила. Однажды утром Глория пригласила ее к себе. Она была как никогда мила.