другом мире, в другом времени.
Я передвинула свое тело, чтобы заглянуть ему в лицо. Шишковатый сук на бревне впился
мне в бедро, но я осталась там, где была, пытаясь различить его лицо в темноте.
― Ты знаешь, что чувство вины, которое ты почувствовал, не остановило арест твоего
брата? ― мягко спросила я. ― Может, это твой шанс загладить свою вину перед ним.
Внезапно он вскочил на ноги и большими шагами подошел к факелу. Пламя окружило его
тело светом, словно погрузив в огонь.
― Я никогда не смогу загладить свою вину перед ним.
― Почему нет? Ты был просто ребенком. Не было ничего, что бы ты мог сделать.
Конечно, ты можешь увидеть это теперь.
Он повернулся, и его лицо осветилось светом пламени. Я увидела выражение
опустошения от сотни бессонных ночей. Многих лет самобичевания.
― Знаешь, что? Я должен был вернуться в город Эдем. Я должен был сделать в точности
то, что говорит Майки, что хочет Майки. И даже тогда я все еще буду обязан ему большим, чем
смогу возместить за одну жизнь. ― Он прижал пальцы к углам глаз. ― Я рассказал тебе больше,
чем когда-либо рассказывал кому-либо. Но я не рассказал тебе всей правды.
Я замерла.
― О чем ты говоришь?
Он сделал глубокий вдох. Воздух поколебал огонь, и пламя выбросило языки в небо.
― В тот день я был на поле для игры в ракетбол с Майки и его друзьями. Они были
больше меня, лучше меня. Я не мог избавиться от ощущения, что меня, словно бумажный пакет,
выбросило на обочину. Поэтому я заставил мяч высоко взлететь над нашими головами, крутя и
дергая его, выписывая восьмерки. Я думал, что остальные будут впечатлены. Вместо этого они
попятились от меня и Майки и побежали рассказывать учителям.
Мои мысли понеслись вскачь.
― Ты имеешь в виду, что это ты был тем, кто заставил мяч взлететь?
― Да. Телекинез ― это моя ранняя способность, не Майки. Он просто прикрыл меня.
АпИТ пришли арестовать его, а я стоял там и позволил ему взять вину на себя, ― его губы
задрожали. ― Ты не видишь? Это моя вина, что он здесь. Из-за меня он потерял все.
Слова покинули меня. Единственное, что осталось ― это знание, исходившее из его глаз,
проистекающее из линий его лба и сжатой челюсти.
― Я уверена, что Майки простил тебя, ― сказала я, но слова сдуло, словно упавшие
листья ветром.
― Это не имеет значения. Потому что сам я себя не простил. И поэтому я должен
вернуться, ― сказал он, его голос был полон решимостью. ― Теперь я это вижу. Не знаю, о чем я