Пантелеев, узнав об этом, возмутился.
- С тобой, товарищ Кудрявцев, я еще побеседую потом, - сказал он милиционеру, еле сдерживая ярость в голосе. - А сейчас пригласи-ка привезенных тобой товарищей ко мне.
Он намеренно выделил это слово - «товарищи», дав понять Кудрявцеву, что действий его не одобряет и арестованных им людей врагами не считает. Однако Петру все это, видимо, было непонятным.
- Я, как бывший боец Красной Армии, не могу допустить, товарищ начальник, чтоб святым и дорогим словом называли пособников наших врагов, - побледнев от решимости и негодования, произнес Кудрявцев. И Пантелеев понял, что беседу с ним на более позднее время переносить не следует.
- Эти люди, как я узнал, - тихо сказал Василий Матвеевич, намеренно пропустив слова Кудрявцева мимо ушей, - являются беднейшими в своем селе. И плохо, что красный милиционер Кудрявцев об этом не знал, а бандиты знали. И когда дарили лошадей, они не объясняли, что лошади ворованные, но хорошо понимали, что рано или поздно коней вернут хозяевам. И окажется, что в глазах и мыслях этих людей, то есть беднейших крестьян, бандиты будут благодетелями, а представители власти - притеснителями. Возможно, беднейшие крестьяне не стали бы так думать, если бы красный милиционер Кудрявцев объяснил им хитрую и коварную затею бандитов. А так какой крестьянин, не получив умного разъяснения, промолчит, когда со двора поведут лошадей, видя такое пренебрежение к его жизни и положению? И самое главное, товарищ Кудрявцев, что в вашем лице эти люди видели представителя власти. Народной, их, между прочим, власти. Теперь вы поняли, в чем корень происшедшей неразберихи?
Петр опустил голову.
- Вы, товарищ Кудрявцев, повторяю, являетесь красным милиционером. И наше с вами дело не только ловить бандитов и прочих уголовников, но и стоять на защите прав каждого советского гражданина. А вы допустили большую ошибку, серьезный проступок - арестовали людей, ловко одураченных бандитами. Считаю, что из всего этого происшедшего вывод один - в милиции вам не место.
- Василий Матвеевич, - взмолился Петр, - я клянусь, я оправдаю… Они же действительно ругались!.. Вы ведь знаете, мне на другой работе жизни не будет, я только здесь полезный, потому что дело это люблю. И докажу, поверьте, Василий Матвеевич!
Ничто не изменилось в выражении сурового и неподвижного лица Пантелеева.
- Учитывая возраст и безраздельно проявленную вами преданность рабоче-крестьянской власти, - произнес он тем же ровным и твердым голосом, - я объявляю вам выговор и отстраняю на месяц от всякой оперативной работы. Будете ухаживать за лошадьми. А теперь пригласите ко мне товарищей.