– Смирно, копыта свинячьи!
Рекруты моментально построились в проходе. Сотник пробежался по казарме и собрал валявшиеся ошметки динамиков.
– Кто это сделал?! – закричал он, указывая на разбитые динамики. – Какой крысиный хвост это сделал?!! Ну!!! Только не говорите мне, что они сами упали или нечаянно смахнули! Ну. Какая вша недоделанная это сделала?!
– Я, господин сотник, – встав на колени и склонив голову, признался Финист.
«Зачем», «Почему» и прочие вопросы Гром задавать не стал, он принялся бить Рона, топтать ногами, но массовые драки не прошли даром, и, хоть Финист не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно из-за разницы в классе, но большую часть весьма болезненных ударов, грозивших переломать ему кости и отбить внутренности, он сумел если не отклонить полностью, то значительно смягчить.
Наконец сотник устал избивать своего подчиненного.
– Встать, падаль…
– Слушаюсь… господин сотник…
Рон с трудом поднялся на ноги.
– Ты был моим лучшим рекрутом, пятнадцатый. Ты подавал надежды. Я даже думал, что ты станешь гвардейцем! Но ты сам наступил себе на горло. Снять гимнастерку и майку…
Финист невольно содрогнулся. Выйти наружу! Сейчас! Это чистое убийство!
– За злостное уничтожение собственности ты приговорен к смерти под бурей, пятнадцатый!
У Рона подкосились колени, но он все же смог выстоять. Он не верил в услышанное.
«Нет! Только не я! – закричало у него что-то внутри. – Я не могу! Этого не может быть!»
Хотелось убежать куда угодно, лишь бы прочь отсюда. Но ноги не слушались.
– Остальные лишаются суточного рациона! – добавил сотник. – Пошли, мразь!
Гром толкнул раздевшегося по пояс Финиста к выходу.
У выхода Рона подхватили несколько рук и вывели наружу. Преодолевая давление стихии, каратели отвели его к столбам позора, где быстро и умело привязали. Экзекуцию устраивать не стали, и Рон вскоре понял почему. Зачем, если всю работу сделает песок? Лучшего экзекутора и медленного убийцу-маньяка трудно найти.
Его привязали к столбам, и Рон потерял последнюю возможность вырваться и убежать. Да и далеко бы он смог убежать? То-то и оно…
Как бы ни успело тело привыкнуть к песку за эти месяцы, превратившись в дубленую шкуру от постоянных пригоршней, попадавших за шиворот во время тренировок и драк, превращая ее в одну большую мозоль, долго продержаться под напором колючего ветра оно все равно не могло.
И не продержалось. Поначалу песчинки при особо сильных порывах превращались в тысячи одновременно вонзаемых в тело иголок. Рон старался не открывать глаз и прижимать лицо то к одному, то к другому плечу. Но чувствовал, что тело его превращается в один сплошной порез. Особенно болезненные ощущения возникали под мышками.