– Николаич, тут у ребят «трехсотый», надо срочно его вывозить, на одних перевязках не выживет.
– Где он?
– Тут в лагере.
Я отвязал от борта смотанный фал и бросил конец Юре.
– Держи! Снарягу сначала поднимем.
Затащив наверх снаряжение и оружие, все, кроме Виктора, поднялись на берег. До временного лагеря разведчиков было всего пятьдесят метров. Продравшись первым через кустарник по еле заметной тропе к вытоптанной поляне, я осмотрелся – три легких навеса, кострище и носилки из жердей и брезента под одним из навесов. Скинул рюкзак, АКМС и разгрузку на землю и подошел к раненому, совсем молодому парню, и лицо вроде знакомое… Он редко дышал, был бледен, грудь перевязана, а справа повязка запеклась бурым.
– Пуля в разгрузку угодила, – прокомментировал подошедший Данилов, – пробила магазин и по касательной по ребрам… два сломано точно, гематома обширная. Так-то он в сознании был, а вчера, на переходе сюда, хуже стало. Похоже, началось воспаление какое-то.
– Или заражение… – ответил я, развернулся и аж прикрикнул: – Юра! Срочно радио на базу, пусть Макс хватает нашего эскулапа, берут катер «монаха», топлива в него с запасом и пилят к Железке.
– Есть! – Юра быстро кинулся к станции.
– Это как же угораздило? – у меня за спиной прозвучал голос Иваныча, – Митяй… Митяй…
Точно, это же Дмитрий Чернышев, который все в зятья к Иванычу набивается. Иваныч присел и тряс его за руку.
– Да в бреду он, Иваныч, – пробасил Данилов. – А угораздило… в погоне за уродом одним, из охранников этого Спаса был.
– Догнали? – спросил я.
– Ушел, сука, неплохо в тайге ориентируется, ну и подготовка у него явно военная.
– На базе прием подтвердили! – крикнул Юра. – Жду ответа.
Через десять минут пришел ответ, мы отнесли Чернышева в мотобот, Данилов выделил одного бойца, в экспедиционной аптечке я нашел упаковку не сильно просроченного амоксициллина… хоть что-то, все, что могу…
– Дави из своей посудины все, что можешь, Шумахер! – грозя кулаком, кричал Иваныч, стоя на берегу вслед отплывающему Виктору, а потом повернулся ко мне и грустно добавил: – Помрет если, как мне в глаза дочке-то смотреть?
– Он парень крепкий, – похлопал я Иваныча по плечу.
– Да он как простынь уже белый. Эх! Надо было все же разрешить ему в экипаж…
– Не мотай себе нервы, Иваныч, если «костлявая» на карандаш взяла, то не отвертеться никому и нигде. Ни в экипаже, ни в разведгруппе, ни в поле за трактором, у нас у всех и так вон какая отсрочка вышла. Пойдем, перекусим с дороги да послушаем, что Данилов расскажет.
– А вы, Сергей Николаевич, фаталист, как я посмотрю, – ответил Иваныч и пошел к лагерю.