Наконец он подал голос:
— Скотленд-Ярд. Обрати внимание: не местные, а Скотленд-Ярд. Это почище, чем местные. Не ожидал, небось? А она?
Бен понимал, что значит «она». «Она» всегда одна и та же.
— Другой вопрос, — продолжил Эдди, — кто им позвонил? Кому понадобилось вызывать Скотленд-Ярд и почему они примчались сюда, словно на пожар?
— Не знаю.
— Да откуда тебе знать? Если уж Скотленд-Ярд подключился, дело плохо. А если плохо, то без неё не обошлось. Я с самого начала этого боялся, Бенесек. Разве я тебя не предупреждал?
— Деллен не имеет к этому отношения, отец.
— Не упоминай при мне этого проклятого имени.
— Эдди, — умоляюще произнесла мать, положив ладонь Бену на руку: боялась, что сын взбрыкнёт.
Но вид отца потряс Бена. «Какой же он старый, — подумал он. — Ужасающе старый. И сломленный». Бен с удивлением подумал, и как это он до сих пор не понимал, что жизнь давным-давно нанесла поражение его отцу. Эдди Керн бился, не признавая компромиссов и не желая меняться. Он не хотел принимать жизнь такой, какая она есть, что означало искать порой обходные пути и изменять своё поведение. Он не хотел отказаться от своей мечты и посмотреть в лицо реальности. Он не был способен на эти уступки, и жизнь сокрушила его и прокатилась по нему колесом.
Чайник закипел, захлопал крышкой. Когда Эдди повернулся, чтобы снять его с плиты и принести его на стол, Бен подошёл к отцу. Мать снова повторила своё «тсс, тсс», но сейчас это было ни к чему.
— Мне жаль, что между нами всё так сложилось, — заметил Бен. Я люблю тебя, отец.
Плечи Эдди ещё сильнее согнулись.
— Почему ты её не бросил?
Голос отца был таким же подавленным, как и его душа.
— Просто не мог, — ответил Бен. Но во всём виноват я, а не Деллен. Винить надо не её, а мою слабость.
— Ты отказывался смотреть в лицо правде.
— Верно.
— А сейчас?
— Не знаю.
— До сих пор?
— Да, это мой личный ад. Понимаешь? Все эти годы он был моим, а не твоим.
Плечи Эдди совсем поникли. Он попытался, но не смог поднять чайник. Бен сам взял чайник и разлил воду в чашки. Кофе был нежелателен: одолеет бессонница, а ему нужен сон, лучше непробудный. Но он выпьет кофе, угодит отцу.
Все уселись, последним опустился на стул Эдди. Голова его казалась слишком тяжёлой для шеи, она клонилась вперёд, подбородок чуть ли не падал на грудь.
— Что же теперь будет, Эдди? — спросила Энн.
— Я сказал копу. Я мог бы вышвырнуть его со своей земли, но не стал. Я хотел… не знаю, чего я хотел. Бенесек, я выложил ему всё, что знал.
Последовавшая за этим беспокойная ночь была вызвана двумя причинами: выпитым кофе и общением с родителями. Хотя Бен и Эдди похоронили часть мучивших их обид, беседа оживила болезненные воспоминания, которым Бен предавался весь вечер и ночь.