Александр(нервно). Дионис — бог перворожденья.
Петр. Дионисийское — это хищное, хмельное, азартное. И вот еще такое немного безлично страстное.
Александр(нервно). Да, но и заводное, интригующее, захватывающее, завораживающее, жадное.
Петр. Ну, там-то уж чего.
Александр. Но и откровенное, и жесткое в любой своей пусть, даже и камерной вычурности.
Феофан. Нет, не могу, не могу... Природная стыдливость вынуждает меня молчать.
Александр. И, отчасти, где-то безмолвно циничное.
Петр. Эге.
Феофан. А Эрнст — он стоит рядом и трясется, бороду растопырило от страсти. Потом он прыгает на стол, стол падает. Эрнст хватает дивную Родогунду и в угол ее тащит. Тут входит Виктор... но их разняли, не дали свершиться. Потом он все же ушел.
Петр. Что же Регимунда? Где? Куда?
Феофан. Рита? Осталась, вроде бы. Конечно же.
Петр. Кто-то нас ждет на другом берегу. Эге.
Феофан. Вот я об этом и говорю! Все эти якобы приличные таковы. Нужно срывать маски!
Петр. Помнится, я читал когда-то у Ружевича.
Феофан. Какой Ружевич в наши дни? Еще вспомните про Словацкого... (Пауза.) Выспянского... (Пауза.) Дюма-отца! Нужно забыть всех и вся! Вот в ваших опусах все время ощутимо как старинные авторитеты душат сугубо личное я! Еще лет шесть назад я думал о рифме или логике... о, какой же я был глупец!
Александр. Но ведь и футуристы.
Феофан. Мелко, это мелко! Если по тем древним временам... ну да, тут уж ладно, куда ни шло, но я теперь воспринимаю их как скучных, старомодных, невзыскательных традиционалистов. Да, примерно вот так.
Петр. Все дело в восприятии. У меня есть один знакомый музыкант... так вот, когда он включал пластинку Рэй Коннифа на сорок пять оборотов вместо тридцати трех и говорил, что воспринимает это как рок.
Феофан. В этом что-то есть! Без сомнения! Приведи его ко мне.
Петр. Невозможно.
Феофан. Отчего же?
Петр. Он не выходит из дома. Боится кармического наказания.
Феофан. Где же он играет?
Петр. Нигде. И ни с кем.
Александр. У меня в знакомцах есть один музыкант. Он говорит, что музыки как таковой нет.
Феофан. Хм. Мысль, однако, не лишенная смысла.
Петр. В середине текущего марта.
Феофан. Если воспринять эту идею как некую глобальную метафору...
Петр. Утро чем-то напоминало вечер.
Феофан. Да, именно так! Что вы об этом думаете, Александр?
Александр. Когда-то я был в Ангарске. Хм. Небольшой город, некоторыми местами своими где-то уютный. Чем-то похожий на Братск. Или на Петрозаводск.
Михаил(икает, во сне). М-да. Когда ты свалишься в безмолвии еловом...
Феофан. В прошлом году я снова был в Литве. Вильнюс! Фантастика! Какое там пиво! Еще есть масса чудесных вин, а мы, невежды духа, даже названий их не знаем. Или не помним. Или как-то еще. Потом меня повезли в Паневежис. Неожиданное и чудесное безумие: хутора, лесные дачи, статные литовские русалки с таинственными глазами, они все такие немного медлительные, пугающе и притягательно плавные, будто бы сонные... Я чуть было не женился! Игналина! Кястутис! Тракай. Даже Шауляй.