Дверь лифта открылась, Перси вошла в помещение, напоминающее одновременно гостиную и кабинет. Первое, что она заметила, был телевизор, показывающий «Дженерал Хоспитал». Она узнала передачу, потому что Вирджил и Смоуки смотрели ее каждый день. Появились два человека, которые, как она поняла, намеревались осмотреть ее. Они напоминали Вирджила и Смоуки — как по манере поведения, так и чисто внешне. Она обратила внимание на жуткий холод в комнате. Кондиционер работал, должно быть, с перегрузкой. Повсюду валялись остатки недоеденного обеда.
— Вот, пожалуйста, наденьте. Вы можете воспользоваться ванной вот здесь.
Один из мужчин подал ей что-то вроде больничного халата, белого, накрахмаленного и пару шлепок.
— Вы собираетесь переодевать меня? — сердито спросила она.
Перси и без того была в одежде, специально приобретенной для этого случая. Но, видя, что бесполезно уговаривать этих ослов, она пошла в ванную, переоделась в больничный халат, сняла туфли и колготки, влезла в белые шлепанцы. Когда она вышла в этом наряде, ей вручили последний аксессуар: белые хлопчатобумажные перчатки.
— Не разговаривай с ним, только отвечай на вопросы.
— Что? Я пришла сюда поговорить.
— Разговор состоится тогда, когда он будет задавать вопросы. В любом случае, держи рот на замке.
Затем он обыскал ее. Руки скользили даже по внутренней поверхности бедер.
— Как вы думаете, где я могу что-то спрятать? Раз снаружи ничего нет, то значит, только изнутри.
— Сейчас узнаем и это, — бесстрастно сказал он.
Он открыл дверь, которая вела в крохотную кабину. Она представляла собой площадку между двумя комнатами. На двери одной из них была маленькая стеклянная пластина. Один из мужчин посмотрел сквозь Перси через эту пластинку и сказал:
— Все в порядке. Пропускай.
Второй нажал на кнопку.
Перси прошла через кабину в следующую комнату и даже задержала дыхание, потому что дышать было совершенно нечем. Комната была темная, зловонная, горячо натопленная. На больничной койке лежал и в самом деле старик, древнее которого она не видала никогда в жизни. Ему, должно быть, лет сто двадцать, не меньше, если он вообще живой. У него была белая борода, настолько длинная, что закрывала его почти полностью. Из-под одеяла торчала рука скорее серая, чем белая, сухая, плотно обтянутая кожей. Ногти на пальцах были мертвенно бледными. Она стала медленно приближаться к кровати, через силу заставляя ноги передвигаться, одну перед другой, пока колени не ослабли и не начали дрожать. Она подходила ближе и ближе. Атмосфера внутри ее накалялась, она хотела сбежать. Глаза его запали в глазницы, но зрачки были удивительно яркими, а губы синими. Он жестом попросил ее поправить одеяло. Она сделала это, борясь с желанием заткнуть нос. Она не могла поверить в то, что видела: почти безжизненный скелет был покрыт ярко-красными гнойными язвами. Даже нелепый, тонкий, морщинистый, но все еще сохранившийся предмет его прежней мужской гордости.