— Я не думаю. Мама готовила в немецком стиле.
Я покачала головой:
— Мне это блюдо очень напоминает приготовленное мамой. Что ты мне скажешь на это?
— Ну, может быть, и есть сходство, — ревниво сказала Энн. Она открыла одну из двойных дверец плиты. Я заглянула внутрь. — Еще одно блюдо. Пудинг из макарон, — триумфально заявила я. — Не так ли?
— Да, это кугель. С золотым изюмом.
— Мама пользовалась темным. Ты знаешь, я после маминого ни разу не пробовала макаронного пудинга. Дай мне рецепт. Может быть, я уговорю Лу приготовить его.
— Хочешь сейчас попробовать?
— Да. Небольшой кусочек. Я имею в виду совсем крохотный. Я же не балую себя, ты это знаешь.
— Не растолстеешь от маленького кусочка.
— Согласна. Ты разговариваешь, как настоящая еврейская матрона. Или так, как я себе представляю, она должна разговаривать.
Энн отрезала мне огромный кусок, против которого я долго возражала, но съела до конца.
— Восхитительно, сказала я, облизывая последние крошки с вилки.
— У меня еще есть грудная косточка.
— Покажи.
— Она остывает в холодильнике, чтобы я могла снять с нее лишний жир. Затем я нарежу ее, положу в обезжиренный соус и снова в печку подогреться. Но лучше взгляни на десерт.
Она держала торт с клубничным мороженым.
— Это еврейский торт? — спросила я, сохраняя невозмутимое лицо.
— Нет, это торт любви, — она опустила блюдо с тортом до такого уровня, что я смогла прочитать сделанную кремом надпись: «Я люблю тебя, Джордж».
— Ах! — и я разревелась.
— Что случилось? Я знала, что-то не в порядке.
— Ничего не случилось, ты дурочка, — сказала я, вытирая глаза кухонным полотенцем. — Я просто тронута, вот и все. Торт удивительный, я расчувствовалась. Старина Джордж, действительно, порадуется сегодня. Ради такой еды стоит приходить домой. А что за прелесть этот торт! Но, Энн, Джорджу не нужен торт, чтобы поверить, как ты его любишь.
— Ты права, но ты же помнишь мудрость: «И это не повредит». Об этом ходит даже анекдот.
— Я не слышала, расскажи.
— Старый актер на сцене во время еврейского спектакля падает замертво. Все засуетились, наконец, вынесли тело со сцены, вышел директор и сделал объявление, что по причине смерти актера пьеса не может быть завершена. Один из зрителей возмутился. Директор возразил: «Простите, но человек умер, и ничего не поделаешь». Зритель упорствовал: «Поставьте ему клизму». Директор начал терять терпение: «Я же сказал вам, он умер, клизма не поможет». — «Но и не повредит», — был ответ.
Я повеселилась от всего сердца, но стала смотреть на часы.
— Уже почти три. Мне пора идти. Дженни, дочка Джесики, должно быть, вернется из школы на одном автобусе с Мэтти. Они учатся в одном классе, ты знаешь это, а Дженни проведет с нами уик-энд. Я хочу, чтобы было все в порядке, чтобы они не забыли высадить Дженни у нас.