— Теперь будь готов ответить на призыв, — предупредил я.
Он перекрестился.
— Надвигается беда?
— Беда надвигается всегда, — ответил я и сел в седло прекрасного жеребца Алдхельма.
Не привыкший ко мне конь задрожал, и я похлопал его по шее.
Мы поехали на запад по утреннему холодку. Мои дети ехали вместе со мной.
Нищий, шагавший по дороге в противоположную сторону, опустился на колени у придорожной канавы, чтобы дать нам проехать.
— Я был ранен во время боя за Лунден! — крикнул он, протянув искалеченную руку.
Было много таких людей, ставших нищими из-за полученных на войне ран. Я дал своему сыну Утреду серебряную монету, велев бросить ее этому человеку. Он так и поступил, но в придачу произнес несколько слов:
— Да благословит тебя Христос!
— Что ты сказал? — вопросил я.
— Ты его слышал. — Этельфлэд, ехавшую слева от меня, это позабавило.
— Я предложил ему благословение, отец, — сказал Утред.
— Не говори мне, что ты сделался христианином! — прорычал я.
Утред покраснел, но не успел ответить, как Осферт вырвался из отряда всадников позади нас.
— Господин! Господин!
— В чем дело?
Он не ответил, просто показал туда, откуда мы ехали.
Я повернулся и увидел густеющий столб дыма на восточном горизонте. Как часто я видел такие огромные дымы! Многие из них были делом моих рук, метками войны.
— Что это? — спросила Этельфлэд.
— Хэстен, — ответил я, забыв про глупость моего сына. — Это должен быть Хэстен.
Я не мог придумать другого объяснения.
Война началась.
Семьдесят наших людей ехали к дыму, который теперь казался темным, медленно двигающимся пятном на туманном горизонте. Половина из этих семидесяти были моими воинами, половина — мерсийцами. Я оставил своих детей в деревне, где Осферт и Беорнот получили приказ дожидаться нашего возвращения.
Этельфлэд настояла на том, чтобы поехать с нами. Я пытался ее остановить, но она не желала выполнять моих приказов.
— Это моя страна, — твердо сказала она, — мой народ, и мне нужно видеть, что с ними делают.
— Вероятно, ничего, — отозвался я.
Пожары не были редкостью. Дома имели соломенные крыши и открытые очаги, а искры и солома уживаются плохо. Но все равно у меня было предчувствие, которое заставило меня надеть кольчугу, прежде чем мы поехали обратно.
При виде дыма я первым делом подумал о Хэстене, и хотя, поразмыслив, счел это объяснение менее вероятным, все равно не мог до конца избавиться от подозрений.
— Других дымов нет, — заметил Финан, когда мы проделали половину своего недавнего пути.
Обычно, если армия мародеров следовала через страну, она поджигала каждую деревню, однако только один темный столб дыма поднимался к небу.