Бежала дружка князя ключница Малуша по обочине, закрыв ладонями рот, босая и простоволосая, боялась вслух повторять тревогу ночных сновидений, долго-долго бежала, словно всё ещё надеялась, что обернётся он, да суров был Святослав, вёл свои копья решительно, слеп и глух ко всему и всем, кроме дороги и гридей.
На возвышении замерла девушка, и услышали задние ряды пеших и конных громкое и отчаянное:
— Погода, храни россов!..
Скрылся город вдали. А Малуша всё виделась на косогоре, недвижимо стояла. Трепал ветер белую холстину платья с вышитым узорочьем на широких рукавах. Руки прижала к груди, где висел княжий подарок — золочёный футляр с иглами для шитья, и светился игольник на солнце, сиял, будто сердце.
Уходя, пожелали мужчины мысленно: «Вам, матери, жёны, сёстры и девы юные, не скучать без нас под опекой Мокоши. Ждите за пряжей с богиней своей да шейте рубахи нам, в коих праздновать возвращение».
Не Днепром и морем двигалась дружина на Дунай, а в сёдлах, ибо так было сказано на вече. «Правы отцы полков твоих, Святослав, веди посуху, — говорили старейшины. — Сколько ни плыли Славутой, всегда на порогах засады каганские. Не страшен Куря, били его походя, но и многих своих молодцев потеряли бы под погаными стрелами на Крарийской переправе[34], да на каменьях волоков. Нынче с истинной силою мериться».
Едут и едут плотной, упругой лавиной, не спеша и усердно. Много новых прямоезжих путей проложили сквозь дремучие пущи и буйные степи. Оружие не в обозе, на них. И обозов-то самих нету. Не просто выступили, а понесли «рыбий зуб» — моржовую кость, древний знак обиды меж народами.
День за днём, день за днём миновали городища и погосты. Выходили навстречу общинные старшины. Дружина же мимо шла, на поклоны и приветствия отвечала сдержанно. Подымался грозный стяг, распятая медвежья шкура под остроконечным навершием. И дивился встречный люд сему угрюмому походу, переговаривался:
— Сам великий князь золота не надел.
— Каждый при нём в обувенье верёвочном, в дорожной шерсти и железе без украшений.
— Стало быть, предстоит нашим сеча многотрудная, коль не украсились.
На своей земле воеводы не высылали сторожевые отряды, смело шли. Посылали вперёд лишь зажитников, не волчьей же сытью питаться. За битую птицу и говядину, за каждую миску еды, за воду и корм лошадям никому не платили. И боярину попутнему и смерду — тяжкие убытки. А уж бедному, конечно, тяжелее тяжкого.
От зари до зари стучали копытами. Только ночью знала дружина большой привал и отдых.
А ночи стояли звёздные, душные. Костры редко жгли, так было тепло и ясно. Прогревались за день пески и камни, не хранилась в дубравах прохлада, млели цветы на лугах, а змеи спали прямо на голой потрескавшейся земле. Иссохли ручьи, заплесневели затоки рек. Лишь колодцы, давая студёную влагу своих глубин, утоляли жажду воспалённых ртов.