— Да смотри же, смотри, убежит, бессовестный! Пропадём!
Но обременённый ношей огуз был ещё недалеко. Твёрдая Рука задержал дыхание, натянул тетиву так, что оперенье стрелы прикоснулось к самой его скуле. Молнией сверкнул острый наконечник в лучах заходящего солнца.
— Всё, — сказал Улеб, — последний. Ну и воины. И такие-то лезут на Киев.
— Слабые очень нам достались, — с ухмылкой заметила Кифа. — Потому и отстали от своего войска.
Снова двинулись в трудный путь. Ветер им помогал. Камни кончились, Днепр разливался как море, и вставали навстречу зелёные острова, и уходили мимо. День сменяла ночь, а ночь день. Благоухало раздольное лето, будто не было беды впереди.
Витичево городище Куря пожёг, как и прочие поселения. Полыхало багровое зарево, с жутким гулом прошивали ветры горящие стены и стрехи. Сколько погублено было людей! Скольких каган полонил, заковал в колоды! Несть числа…
Черной тучей шли печенеги.
— Ах, Улеб, побыстрее греби от ужасного ада, — плакала девушка, — бог отвернулся от жителей этого города.
— Снадобьем от всякой напасти была и есть полоса меча! Где же наши? Где охранная рать?
Улеб резал воду вёслами. Плыли ночь напролёт, пока не оставили поруганный Витичев далеко позади себя. И посветлу плыли и плыли.
Встречные погосты были безлюдны, заброшены. Вероятно, здесь прослышали накануне о приближавшейся орде. Обшитые брёвнами полуземлянки, избы-срубы и приземистые мазанки провожали чёлн слезливыми глазницами слюдяных окошек. Дверные проёмы зияли пустотой.
— Эх, был бы Жар, верхом мы бы живо… Тут ещё нету войск Кури. Не спеша ползут, ироды, не боятся: встретить их некому. Неужто великий князь не удосужился оставить хоть малую дружину?..
Улеб ошибся, решив, что враги ещё не добрались до этих мест. Он вёл судёнышко открыто. А возле какого-то сельца вдруг появились печенежские всадники числом не меньше полусотни. Чёрный каган не забыл выслать вперёд головной отряд.
Огузы поскакали вдоль пологого берега, размахивая плётками и саблями. На версту опередили чёлн. Некоторые, сбросив одежду, полезли в воду с кинжалами в зубах и, держась за шеи лошадей, поплыли наперерез.
Твёрдая Рука стрелами повернул обратно. Тогда они, выбравшись на сушу, посовещались о чём-то и подались назад, к сельцу.
— Ага, испугались, бессовестные! — Кифа хлопнула в ладоши.
Но Улеб нахмурился, обеспокоился, молвил:
— Плохо, ох как плохо… Я приметил в затоке два струга. Наши не упрятали их, только и всего, что понатыкали пучки сухого камыша с боков, торопились, видать. Как бы степняки не кинулись к стругам, там уключин множество.