Вольга заглянул брату в лицо — Янко улыбался, похож был на разомлевшего на солнце кота, довольного теплом и сытой жизнью. В избе сумрачно от слабого света лучин на светильнике, но Вольга видел, как лукаво сбежались морщинки у левого глаза — Янко вновь озорно подмигнул брату.
«Что это он? — удивился Вольга. — И она не видит разве, что шея у Янка не мокрая, а она вытирает её без тряпицы? А может…»
Вольга всё понял, смутился.
— Спать пойду я, — сказал он негромко. И подумал: «Ну да, потом они уйдут от нас, себе новую избу срубят! Так всегда взрослые поступают», — в нём вдруг проснулась мужская ревность: так рано остаться в доме без старшего брата!
«Не проспать бы мне, — думал Вольга, укладываясь на полу за очагом, рядом с меньшим братом Вавилой. — Вавила спит, ему нет дела до тайны старейшины Воика. Мал ещё. — Потом, когда подложил ладонь под щёку, вспомнил: — Не забыть бы и Василька поднять. Ему тоже интересно будет про всё узнать первым…»
Долго ворочался на жёстком рядне, шептал:
— Мне спать нельзя. Глаза, конечно, можно прикрыть, пусть отдохнут малость. Днём пыли было много по улицам. Только спать мне нельзя никак…
Поздно вечером старейшина Воик призвал к себе воеводу Радка и долго о чём-то шептался с ним. Вольга не слышал, о чём. Только какие-то непонятные обрывки доносились:
— И чтоб сруб был, как у настоящего колодца. И ещё колодец прикажи изготовить, какой уже есть из глубоких. Опустите по кади в каждый колодец да землю вокруг притопчите… Дружинников отбери самых верных, чтоб не проговорились о тех колодцах ненароком…
Уже засыпая тревожным и полуголодным сном, слышал Вольга, как говорил старейшина что-то про мёд и сыту[109] медовую, про болтушку из муки. И ещё про то, что мы, белгородцы, силу из земли черпаем, а потому, сколько б ни стояли находники под стенами города, русичам не умереть…
Старейшина Воик говорил ещё что-то отцу Михайло, будто напутствовал его куда-то, но Вольга больше ничего не разбирал. Он спал у тёплой стены за очагом, ему снилась медовая сыта и мучной кисель. Вольга пил и ел, до полной сытости хотелось наесться ему, но сытость всё не приходила.
Они думают-то думушку заединую,
Заедину ту думу промежду собой.
Былина «Глеб Володьевич»
Дубовые ворота крепости, издавая сухой и протяжный скрип, начали медленно раскрываться.
Раскрывались ворота, и медленно раздавался вширь вид на излучину реки, наполненную туманом, белым и рыхлым, как пена парного молока. А за излучиной, на западе, в дымке раннего утра и печенежских костров, виднелись бледно-зелёные, с голубизной, лесистые холмы.