За кровь же убиенных в пути христиан господь не потребует своей епитимьи[21]…
— Слава тебе во веки веков! — воскликнул Калокир обрадованно.
— Тебе отойдут земли казнённых павликиан. Наделы выявленных еретиков станут твоими, ибо сам господь велел так поощрять верных ему, и леги[22] василевса лягут на эдикт[23] тотчас же, едва подтвердится то, о чём ты сообщил мне.
— Скоро Святослав уйдёт на Булгарию, а Куря сокрушит Киев.
— Достаточно ли убеждён ты в этом?
— О да! С помощью огузов я всё устроил. Своими ушами я слышал, как Святослав велел снарядить гонца к Петру за объяснениями, и гонец тот отбыл.
— Кто же убил гонца в Булгарии?
— Подкупленный воин из прежней свиты княгини Ольги, крещёной Еленой.
— Где доказательство?
— Оно будет. Обидную весть Святославу принесут в Киев с Дуная. Скоро воин Лис доставит доказательство сюда собственноручно.
— Одного обещания мало. — Однако, как видно, доместику пришлась по вкусу бойкая находчивость пресвевта, он улыбнулся, поднялся во весь рост и благосклонно коснулся рукой плеча Калокира. — Ты оправдал доверие.
— Благодарю тебя, светоч всего Священного Палатия! Прости мою смелость и скажи, удостоюсь ли я…
— Нет, ты не сможешь созерцать Сопровителя, он занят молитвами о продлении лет Константина Порфирородного на земле: Константин всё ещё болен. Я сам донесу до бесценных ушей Романа всё, что было сказано тобою. — И, взглянув на скляницу часов, добавил: — Ты свободен.
…Динат, хотя и чувствовал голод, однако не очень спешил покинуть Священную Обитель, доступную далеко не всякому. Шёл по главной аллее степенно, с удовольствием поглядывая по сторонам, как хозяин или по меньшей мере завсегдатай этого райского уголка столицы. Неожиданная встреча с блистательным представителем рода Фок больше чем льстила его самолюбию.
«Я держался перед ним воистину достойно, — твердил сам себе. — Устал… Уеду на время. Спать, пить и есть безмятежно. Какое блаженство! Без унижений, без ненавистных. Лежать на ковре под оливой, слушать кефару, наслаждаться танцем дивной… Русская полонянка прекрасна как утро. Благо, Куря не догадался утаить от меня жемчужину. Благословен был поход… — Но вдруг динат вздрогнул. — Господи, я, кажется, не предупредил Сарама, чтобы оставил её мне!»
Встревоженно торопясь к площади Тавра-Быка, где улица Меса, на которой стоял его дом, брала своё начало, он налетел на оборванна с потёртой сумой через плечо. На того самого упрямого крикуна, что был избит стражниками за настойчивые его попытки прорваться в числе попрашаек к динату, когда последний, как мы помним, глухой и равнодушный к возне стражи и нищих, томился в ожидании перед Палатием.