— Мне кажется, что теперь тебе больше нет необходимости прятаться. Возвращайся в свою прежнюю комнату, а я скажу, чтобы тебе принесли теплую воду. А пока ты будешь мыться, я подыщу тебе подходящую одежду.
— Помимо того, что сейчас одето на мне, у меня есть лишь колобиум[45]. Правда, мне не хотелось бы говорить о нем в пренебрежительном тоне, потому что это мой знак свободного человека.
— Не скажешь, что это шикарная одежда, — проговорил Лука, оглядывая юношу с головы до ног. — Да и в смысле сукна тоже. Надо подыскать что-нибудь получше.
1
По дороге в бывшую комнату Василия Лука и его юный спутник прошли через столовую, где обычно ели рабы. К огромному удивлению двух друзей, зала была полна народу. Бывшие рабы были очень активны. Казалось, они рассчитывали остаться дома в качестве свободной челяди и теперь, весело переговариваясь, украшали помещение летними цветами: красным маком, желтыми лютиками, белоснежными дикими фиалками, принесенными с Масленичной горы и из долины Кедрона. По углам залы были расставлены многочисленные свечи, а также свечи из пчелиных сот, завезенных в Иудею римлянами. В дальнем конце помещения женщины, используя толстые рулоны белой ткани, устроили красивый навес, напоминавший по форме кувшинку.
Лука и Василий не стали расспрашивать этих людей о причине всех этих праздничных приготовлений. Взгляды обоих словно по команде повернулись в сторону полки, где на виду у всех стояли чаши для питья.
— Она здесь, на месте, — прошептал Лука. — Точно на том месте, куда я ее поставил. Никто даже не дотрагивался до нее. Как странно, не правда ли? Как она сейчас похожа на все остальные, правда?
* * *
Полчаса спустя Василий, помывшись горячей водой, вылез из ванны. Тело его казалось отдохнувшим, а разум свежим. Его руки вновь стали белыми. И недаром: ведь он с такой силой тер их. И сейчас юноша с удовлетворением смотрел на свое чистое тело Василий надел колобиум и направился к окну. Прямо под ним внизу находилось то самое место, где после памятных волнений у Храма и побега они остановились с Деворой и долго разговаривали, прежде чем войти в дом.
«А я ведь знал, чувствовал, что полюблю ее, — подумал Василий. — В то самое мгновение, когда она швырнула тот злополучный камень, я увидал ее в совершенно ином свете. Именно в ту минуту она перестала быть для меня просто девушкой со связкой ключей в руках. Она в полной мере продемонстрировала свое мужество и страсть. Никогда еще ни одна лесная нимфа не бегала с такой грацией. Как горели в тот день ее глаза! Как алели щеки!.. Нет, она была не просто очаровательна, она была прекрасна! Если бы в этот момент я раскрыл перед ней свое сердце, она сказала бы „да“».