— Посмотри! — воскликнула Девора, с удивлением глядя на дверь. — Что это может означать?
Василий повернулся. Увидев Анания, он удивился так же сильно, как и его жена. Старик был одет в свою обычную темную тогу (другой у него просто не было). Она была столько раз чинена, на ней было столько заплаток, что уже невозможно было понять, где настоящая ткань, а те заплатки. По обыкновению на голове у него красовалось привычное блюдо. Чуть позади шла маленькая старуха с лицом, покрытым множеством морщин. В руках она держала посох и довольно большой узелок, по всей видимости со старой одеждой. Но это было еще не все. На расстоянии двух шагов позади нее шел юноша. У него было открытое светлое лицо. Одет он был в скромные, но чистые и аккуратные одежды. Все трое сделали несколько шагов и остановились в нерешительности, не зная, как поступить дальше.
Девора повернулась к Василию, склонилась к его уху и тихонько прошептала:
— Так, значит, это правда! Он все-таки уходит! — Она немного помолчала, а затем добавила: — Этот юноша — их внук Давид. Был разговор, что он хочет стать проповедником, но бабушка никак не хотела отпускать его, считая, что он еще очень юн. Представь себе: ведь это их единственный внук.
— И куда его пошлют?
— На восток. Может быть даже в ту далекую страну, откуда прибыл наш принц. Они никогда больше не увидят его! Бедные, замечательные старики! Может случиться и так, что они никогда даже не получат от него весточку.
Лука приблизился, чтобы встретить прибывших.
— Входите, входите, мои добрые друзья! Идите сюда, погрейтесь у огня. Дорого была долгой и, наверное, трудной. Особенно для тебя, Дорка. Я сказал твоему мужу, что пошлю за вами коляску, но этот упрямец, наверное, подумал, что будет большим грехом позволить себе такую роскошь.
— Он знает мои слабости, — улыбаясь, ответила женщина. Вблизи она казалась еще более старой и хрупкой. Но больше всего привлекали внимание глаза. На старом, увядшем лице ее глаза сверкали молодым задором и мужеством. — Я предпочитаю ходить пешком. Это напоминает паломничество…
Лука взял из ее рук узелок и очень осторожно положил его на стол. Ананий тоже снял с головы поднос и передал его одному из слуг. Лука подвел всех троих к одной из жаровен и усадил их у огня. Все трое тут же повернули головы и с благоговейным восхищением уставились на оправу и бюсты, стоявшие на столе.
Лука оглянулся по сторонам и сказал больше для формы, чем обращаясь конкретно к кому-нибудь:
— Когда стал вопрос о том, чтобы спрягать чашу, я долго молил Господа нашего, чтобы он указал мне место… И Он помог мне. Я вспомнил о тебе, Ананий. Именно тебе можно было доверить святыню. Твоя вера и служба Господу в течение долгих лет дали тебе это право…