— Когда мой хозяин умрет, неблагодарный отпрыск великого родителя, конечно, обойдется без моих услуг, — проворчал Адам, когда Аарон вышел из комнаты.
Оставшись один, Василий задумчиво огляделся. Естественно, он пытался сравнить дом Иосифа Аримафейского с дворцом Игнатия, который когда-то был его домом. Роскошь, с которой все было обставлено, казалась ему странной, хотя он и был вынужден признать, что стены окрашены в утонченные цвета, а великолепные ткани и ковры были вытканы так искусно, будто над ними трудились руки волшебницы. И все же Василий не мог отделаться от впечатления, что убранство придавало помещению таинственно-мрачный вид, тогда как комнаты в доме Игнатия были полны солнечного света, просторны и немного шумны из-за снующих туда-сюда людей. Было и другое отличие: всем комнатам в Антиохии была свойственна скромность, граничащая с аскетизмом, тогда как здесь явно чувствовалось излишество роскоши. Она бросалась в глаза, была какой-то навязчивой.
Человек, который поспешно покинул комнату по щелчку пальцев Аарона, вновь появился с амфорой с вином. Это было vinum acrum[20] — сухое, слабое вино, в котором чувствовался сильный привкус железа. Сделав глоток, Василий, поморщившись, поставил чашу на стол рядом с амфорой.
Раздавшиеся во внутреннем дворике голоса привлекли внимание молодого человека. Он подошел к окну и обомлел: там расстилался огромный и прекрасный сад. Он был полон самыми разными цветами и деревьями. В центре был установлен фонтан, выполненный в виде широкой чаши. Струйки воды били вверх, достигая уровня окон первого этажа. Птицы необыкновенной окраски восседали на ветках среди пышной зелени. Время от времени, словно бы решив привлечь к себе внимание, они испускали громкие и не всегда благозвучные крики. Василию пришлось признать, что сады в Иерусалиме красивее антиохийских.
Тут в саду появился очень старый человек с неуверенной и медлительной походкой. Тяжело передвигая ногами, он опирался на руку молодой девушки. Догадавшись, что этот старик и есть великий Иосиф Аримафейский, Василий стал жадно рассматривать его. Лоб купца был на удивление широким, а глубоко посаженные глаза пылали умом и чувством собственного достоинства. У старика была красивая голова, и Василий почувствовал дрожь в пальцах — до того было сильно его желание прямо тут же взяться за инструменты и начать работу.
Он был так занят изучением внешности купца, что в первый момент не обратил внимания на его спутницу, а ведь она стоила пристального взгляда художника не меньше Иосифа. Небольшого роста, она была очень стройной. Белые длинные одежды доходили ей до самых сандалий. Волосы ее были черны как ночь и как нежное покрывало спадали на хрупкие плечи. Она была так внимательна к деду, так бережно поддерживала его, что Василию пришлось долго ждать, пока она поднимет глаза. Под широким разлетом бровей они были такими огромными и живыми, будто жили своей отдельной жизнью.