VIII
Утро началось неожиданно бодро; его не смог испортить даже завтрак. Если вы думаете, будто бы рисовая размазня без соли – это изобретение советских больниц, то зря. И попробуйте-ка то же самое, но на воде вместо молока!
Голова почти не болела. Тошнота тоже куда-то делась – я выяснил это, после того как, героически отказавшись от утки, направился в гальюн. Ничего, дошёл – и не пришлось хвататься за спинки чужих коек. Вестибулярка наконец-то пришла в норму.
Мило улыбнувшись добровольной сестре, бдившей у трапа, я выбрался на верхнюю палубу. Над рейдом висел тяжёлый артиллерийский грохот. Я с удивлением осознал, что почти перестал его замечать – непрерывная стрельба сделалась частью звукового фона, и, прекратись она на минуту, это стало бы таким же раздражителем, как и внезапный близкий взрыв.
Здесь, на верхней палубе, канонада звучала куда сильнее. На фоне Золотой горы, примерно в километре от «Монголии», рисовались громоздкие силуэты «Севастополя» и «Победы»; чуть дальше виднелся пострадавший вчера «Пересвет». Стволы главного калибра обращены в сторону Нового города; из орудий раз за разом вымётываются языки пламени. Эскадра перекидным огнём нащупывала позиции осадных мортир. Те отвечали – вокруг кораблей то и дело вставали высокие грязно-пенные столбы, расходясь по воде бурлящими кругами. На моих глазах угодило в госпитальный транспорт «Ангара», стоявший ближе к нам. Бомба попала в полубак; оттуда поднялся столб пыли, полетели обломки, но японский снаряд, по счастью, не взорвался. Позже я узнал, что он даже не причинил особых повреждений: многопудовая чугунная чушка пронзила палубу, снесла форпик с боцманским имуществом и зарылась в груду угля. Так и лежит там до сих пор, и ангарские гадают, как избавиться от опасного подарка.
На самой «Монголии» к обстрелу относятся философски: если ничего не можешь сделать, то и напрягаться не стоит. Добровольные сёстры, врачи, вздрагивают, когда очередная бомба ложится в опасной близости от парохода; матросы матерно комментируют очередной «гостинчик» генерала Ноги.
На верхней палубе полно выздоравливающих ходячих раненых; курят, сплёвывают за борт. И, конечно, разговоры; главная тема – еда, провиант вообще.
– Запасов в крепости всё меньше – в лавочках уже принялись распродавать лежалые консервы.
– На позиции три скоромных дня в неделю – дают по трети банки тушёнки на брата, а в остальное время – постный борщ, сдобренный постным же маслом.
– Надоела китайская жратва, рис взамен гречневой каши. А русскому человеку без гречи скушно. Хорошо, если заправят маслом и луком, а так – лопай пустое, как китаец…