Вскоре снова застучали пулеметы, затрещали автоматные очереди, закашляли минометы — гитлеровцы пообедали и приступили к «работе». Было слышно иногда, как урчат далеко у входа в ущелье танк и броневики. И оттуда тоже доносились выстрелы, взрывы гранат, раза два рявкнула танковая пушка. По характеру огня чувствовалось, что ни атак, ни контратак не предпринимается, идут позиционные бои.
Ближе к вечеру в той стороне, где мы допрашивали пленного, послышался шум, какие-то команды и крики на немецком языке. Мы выбрались из-под навеса, заняли оборону на выходе из щели. Не знаю, то ли мы идеально уничтожили следы, то ли немцы и не искали нас, — во всяком случае, галдеж и лающие команды врагов стали удаляться вверх по склону и скоро потонули в общем шуме вялой перестрелки. Мы снова вернулись в устье ущелья. Пленный запросился по нужде. Чертыхаясь и грозясь, партизан повел его вниз к ручью. И тут из-за горы вывернулся низко летящий немецкий самолет. Все произошло в считанные секунды. Снизу, от ручья, донесся какой-то заячий визг, и вслед за ним, словно разодрав чудовищное полотно, оглушительно протрещала пулеметная очередь, и самолет, оглушив и ошарашив нас грохотом и ревом, пронесся дальше над долиной в сторону моря.
Я уже хотел бежать к ручью, когда снизу из кустов появился побелевший Костин.
— Капут фрицу, — прохрипел он, приблизившись. — Чего боялся, гад, то и случилось: от своей, немецкой пули сковырнулся.
— Короче и ясней, — потребовал Жадченко.
— Да и так коротко. Сидел под кустом, а появился самолет, он, подлец, назло или с перепугу заорал и вдоль ручья кинулся. Ну, и прямо под пулемет. Наповал.
— Так его видел летчик или нет?
— А черт его знает. Может, и видел, да что сделаешь, когда гашетку уже нажал. Да не волнуйся, командир. Это даже к лучшему.
— Чего ж тут лучшего? И мы демаскированы, и «язык» пропал.
— «Язык», верно, пропал. Да что с него еще возьмешь? Он все выложил, а возиться с ним по тылам… ну его к лешему. А насчет демаскирования, так я иначе соображаю: хорошо, если его летчик увидел. Я-то был укрыт. А немцы вверху шумели, небось его искали. Теперь летчик доложит — и порядок. Поскольку свои кокнули — объявят, должно, дезертиром или еще как там у них. Придет похоронная команда, закопают вонючего сверхчеловека, а Грете пошлют похоронку и медальон.
— Стратег! — неопределенно отозвался Жадченко. — Тогда вот что: ты, Костин, дуй к убитому и положи ему в карман все изъятые нами документы. Остальным — дружно разобрать укрытие, растащить ветки, раскидать хворост, уничтожить следы стоянки и по-быстрому собраться в поход. Немцы могут появиться тут с часу на час. А нам до темноты надо кружить в этом районе, чтоб Кузьмича встретить.