Не помня себя, девушка сорвалась с места и побежала.
…Батареи истощились, передатчик умолк. Теперь Оля на несколько минут включала приемник, чтобы услышать последние известия. А последнюю неделю и это стало невозможно делать, потому что в доме поселились двое гитлеровцев. Оля тайком зашила часть шифра в подкладку старенькой хозяйской стеганки, с которой почти не расставалась, а другую часть, улучив момент, вместе с радиостанцией зарыла в землю позади дома.
Последние вести, которые она услышала по радио, сообщали о наступательных боях советских войск в районе станиц Анастасиевской и Варениковской. Это было совсем рядом. Девушку охватило радостное возбуждение: не сегодня завтра наши освободят Темрюк!
«Ну что ж, пусть ничего героического я не совершила, — рассуждала Оля, — но что могла, что осилила одна — делала. А как делала — это уж пусть оценит командование. Ждать осталось недолго».
На другой день Олю вызвали в комендатуру. Худой, желчный гестаповец потребовал паспорт и регистрационный талон. Только взглянув на пометку красным карандашом, вскинул на девушку серые глаза, покачал головой:
— О, ви есть храбрый, абер глюпый девушка. Ви имеете быстро-быстро ехать нах Дойчланд. Как это? Рано. Прежде. Давно. Я! Уже давно ехаль! Зашем ви здесь?
— Господин офицер, — вскинулась Оля, — но я здесь живу у родного дяди. Как дома, понимаете?
— Понимаете, — кивнул головой гестаповец и позвал: — Иван!
В кабинет быстро вошел полицейский. Гестаповец указал пальцем на Олю и приказал:
— Лагерь. Бистро. Сейчас.
Оля с трудом упросила полицейского, чтобы тот разрешил ей забежать домой, взять хоть какую-нибудь одежду. Полицай согласился, но сам не отставал от нее ни на шаг. Так в его сопровождении Оля прошла через весь город, забежала на несколько минут к хозяевам и, простившись с ними наскоро, уже через час была за колючей проволокой, среди тех, кого угоняли в Германию.
Страшные рубцы на сердце и в памяти оставили долгие, тяжкие месяцы скитаний на чужбине. Это целая повесть, наполненная тоской, муками и невыплаканными слезами невольниц в лагерях под Джанкоем, а потом в австрийских городах Кремсе и Соленау; каторжные работы на фабриках, бесправное положение работницы у бюргера в селе Таутендорф, побеги, карцеры и издевательства предателей и изменников, своей собачьей службой зарабатывавших благосклонность гестаповцев; связанные со смертельным риском случаи саботажа и незаметных диверсий на фабриках врага — все это окостенело и зарубцевалось в памяти Нины Ананьевны Маковейчук, работавшей в тылу под фамилией Ольги Войтенко. Нынешняя ее фамилия — Небавская, и живет она в городе Славянске-на-Кубани.