Сорок лет минуло с тех пор, как двадцать отчаянных девчат из лагеря остарбайтер, спрятавшись под обломками фашистских самолетов в Соленау, были освобождены советскими воинами и вернулись на родную землю. В числе их была и Нина — Ольга Войтенко. Сорок лет прошло. Дочь Нины Ананьевны Таня окончила техникум в Краснодаре, на самостоятельный путь вышли сыновья Вася и Коля. Но детям по-прежнему отдает Нина Ананьевна весь жар материнской любви, великую мудрость настрадавшегося женского сердца.
Мы потому седыми рано стали,
Что сыновья к нам не пришли с войны.
…Лейтенант Дмитрий Глущенко умирал долго, мучительно, трудно. Санитарочка Лида, существо юное, нежное и чувствительное, заботливо поправляла на нем сползавшее одеяло, прикладывала сухую прохладную ладошку к его горячему влажному лбу, носиком чайника осторожно раздвигала потрескавшиеся, запекшиеся, искусанные губы лейтенанта и впускала в рот струйку живительной влаги. Наклонялась к самому лицу, тревожно вглядывалась в подрагивающие ресницы закрытых глаз, легонько дула на них и, когда они натужно поднимались, открывая светлеющие от муки расширенные зрачки раненого, Лида всматривалась в них с такой обжигающей страстью помочь, оживить, вызвать силы жизни, что ее васильково-синие глаза заплывали и туманились от слез. И когда дрожащие ресницы снова бессильно смыкались, а истерзанные губы невнятно шелестели шматками сорванной кожи, Лида садилась на прикроватную табуреточку и беззвучно плакала.
Самое мучительное было в том, что лейтенант почти все время был в сознании. Но состояние это было каким-то нереальным. Ясное понимание своей обреченности не вызывало ни сопротивления, ни страха. Свирепые приливы боли накатывали черно-красной удушающей волной, на какое-то время отключали сознание, потом из этой вязкой тьмы сначала тускло, затем все ярче и реальнее разгорались картины пережитого.
Странно и удивительно было то, что подробнее и натуральнее всего вспыхивали эпизоды из раннего детства. То виделось, как он, заливаясь слезами и по-детски бранясь, бегает босыми ногами по непролазным жалящим зарослям будяков, выискивая и выгоняя глупо-хитрющих, притаившихся индюшат; спешит пригнать их домой, пока сине-свинцовая грозная и грохочущая стена летнего ливня, закрывая окаем, движется на притихший над речкой маленький хуторок.
То вдруг он видит себя таким же босоногим худеньким мальчишкой и тоже зареванным, испуганным, а страхе тянущим улыбающуюся спокойную маму с огорода, сквозь всхлипы повторяя: «Скорей, скорей, а то дождь находит, молния тебя убить может».