Портреты Камерон не всегда четки, потому что время выдержки в то время занимало от трех до семи минут, и понятно, что модели, особенно дети, не могли не пошевельнуться. Закончив съемку, Джулия заворачивала пластинку и опять бегом, чтобы успеть проявить снимок, пока коллодий не застыл, мчалась в лабораторию. Это надо себе представить — как она в длинном платье и туфлях на каблуках бежит через сад, от теплицы к подвалу, словно персонаж романа Джейн Остин, прижимая к груди стеклянную пластинку. Постепенно платья Джулии Маргарет покрылись пятнами и чуть ли не дырами от химических растворов, ее повсюду сопровождал резкий нитратный запах. В лаборатории она немедленно приступала к проявлению негатива и опускала пластинку в цианид для закрепления изображения и удаления неэкспонированных солей серебра. The cyanide of potassium is the most nervous part of the whole process to me. It is such a deadly poison[7], говорила Джулия Маргарет Камерон.
С появлением первых работ Джулии Маргарет Камерон в газетах она стала объектом насмешек; ее упрекали в недостаточном владении техникой. Тогдашние специалисты не понимали, как эта женщина смеет показывать фотографии с пятнами, трещинами на негативах, иногда даже со следами пальцев. Ее снимки называли «грязными». На самом деле они были живыми. Некоторые торговцы, почуявшие в ней талант, предлагали ей свои услуги, но даже они отказывались признавать в ней «профессионального фотографа». Камерон это мало беспокоило. Женщина, которая изобрела современный жанр фотопортрета, соглашалась именоваться любителем. Ей было на все это плевать, она знала себе цену, кроме того, ничто не мешало ей писать на обороте своих снимков: «Это мой шедевр». Шокированные торговцы впадали в замешательство: с какой стати женщина заявляет о своем таланте? Женщина обязана быть скромной. Если ей и позволено продвигаться вперед, то маленькими шажками, ей не следует слишком собой гордиться, она должна заявлять не о своей силе, а о своей слабости. Женщинам и правда пришлось долго ждать, пока история снизойдет до признания их заслуг. Сколько художниц уже никогда не потрясут нас своими картинами, брошенными в печку их отцами? Сколько романов могли бы перевернуть нашу жизнь, но так и остались запертыми в ящике стола, ключ от которого хранился у ревнивого мужа? Сколько произведений искусства не родились или были похоронены в подвалах под стопками старых газет? Сколько шедевров, созданных женщинами, потеряны для нас навсегда? Но даже когда они появляются, выставляются, искусствоведы предпочитают о них умалчивать. Кто сегодня помнит Катерину ван Хемессен, фламандскую художницу, которая в двадцать лет первой в истории написала автопортрет живописца перед мольбертом? Кто помнит Софонисбу Ангвиссолу, чьи работы бессовестно копировал Рубенс? Кто помнит Лавинию Фонтану — первую женщину, писавшую обнаженных мужчин? Кто помнит Барбару Лонги, вызывавшую восхищение величайших мастеров своего времени за уникальное свечение красок? Кто помнит Артемизию Джентилески, предвосхитившую возникновение барокко? Изнасилованная уважаемым художником, она была вынуждена унизительно оправдываться перед судом, состоявшим из одних стариков. Кто помнит Клару Петерс, Юдит Лейстер, Элизабетту Сирани, Марию Сибиллу Мериан, Рахель Рёйс, Розальбу Каррьеру, Джулию Лама, Анну Доротею Тербуш, Ангелику Кауфман, Аделаиду Лабиль-Жиар, Элизабет Виже-Лебрен, Маргерит Жерар, Констанс Майер, Еву Гонсалес, Сесилию Бо и Элизабет АрмстронгФорбс?