Быть императрицей. Повседневная жизнь на троне (Первушина) - страница 45
41. Таганрог, 17/29 января 1826 г., воскресенье, 7 часов вечера
‹…› Я приеду в Петербург ради Императрицы-матери и всего семейства, но не смогу жить там, как прежде. Мне хочется обосноваться под Москвой в своем собственном доме. Но удастся ли это, а тем более каким образом все это устроить, здесь я полагаюсь только на Господа – мне тягостно даже думать о собственном своем будущем. ‹…›
Портрет вдовствующей императрицы Елизаветы Алексеевны. П.В. Басин. 1831 г.
42. Таганрог, 10/22 февраля 1826 г., среда, 5 с половиной часов вечера
‹…› Вы спрашиваете, любезная маменька, знала ли я об отречении великого князя Константина. Да, я уже давно знала, что он заявил о сем, а также и об опубликованных ныне письмах[41]. Однако, как и многие, я полагала, что когда дойдет до дела, он не исполнит сего. Не сомневаясь, что никогда не доживу до трагического сего часа, я просто забыла обо всем этом и даже не знала о существовании отречения, составленного в столь торжественной форме. Мой Император был уверен, что предупредил все неопределенности престолонаследия. Все зло произошло от поспешности Николая, каковую я хотела бы приписать лишь излишнему рвению. Он знал о существовании Акта, и к тому же через несколько часов после получения рокового известия Государственный Совет вскрыл копию оного, хранившуюся в Сенате. Не следовало торопиться с присягой Константину, но если Николай действовал в спешке, то Совет просто потерял голову, и они превратили присягу в какой-то фарс. Мне известно, как сие повлияло на некоторых. Одни говорили: «Возможно ли присягать дважды, не получив разрешения от первой присяги!» Взбунтовавшийся первым полк был обманут, поверив, что партия Николая хочет лишить Константина власти, а они считали его законным Государем. Очевидный здравомыслящий свидетель рассказывал мне, что если бы в тот день, 14-го, не поспешили бы палить по бунтовщикам, к ним присоединились бы еще несколько полков. Но, Боже! Как начинается сие царствование – стрельбой из пушек по своим подданным! Говорят, что Николай в полной мере чувствовал это и, отдавая приказ, воскликнул, ударив себя по голове: «Какое начало!» ‹…›
‹…› Прощайте, любезная маменька, теперь еще долго не представится столь удобного случая писать к вам, но не беспокойтесь обо мне и нимало не сомневайтесь, что я приложу все старания, дабы в полной мере исполнить свои обязанности по отношению ко всем особам Императорской Фамилии, особливо к Императрице-матери. Уже одно звание матери само по себе для меня священно, и тон покорности с ней не составляет для меня ни малейшего труда, равно как и ничуть не затруднительно просить ее о том, что может быть исполнено или ею самою, или новым Государем. Признаюсь, что мне надобны некоторые усилия, чтобы относиться к Николаю как к Императору! Ведь я была совершенно уверена, что не доживу до сего! Но придется делать таковые усилия и впредь. Многие годы меня возмущало в Императрице-матери то, сколь она старалась отодвинуть меня от того места, которое само Небо дало мне возле моего мужа. Но теперь, когда все влечет меня к уединению и безвестности, именно она как будто хочет моего возвращения в свет, к его суетному блеску. Таково уж сердце человеческое! ‹…›