Подруги переглянулись. Диль нужно речи с трибуны толкать, народ проникся бы. Я же не чувствовала себя здесь своей, и никаких долгов мне отдавать не нужно, так что пусть по мозгам не ездит, а честно скажет, что приключений захотелось. Вот только мне не нравилось лицо Монти и его слова, что в покое меня не оставит. Это была правда. Гавнюк.
– Ладно, – проговорила молчащая Хельга. – Мы ведь можем просто понаблюдать за ним более пристально, да?
Диль кивнула. Ингрид пожала плечами и перевела взгляд на меня. Моим единственным желанием было, чтобы этот мерзкий Граллер держался от меня подальше, иначе я его сама придушу, и никакая закрытая тюрьма и виселица его не спасут. Знала я уже одного такого домогателя…
– Будь по-вашему, – наконец согласилась я, – Но специально никаких проблем на свою задницу я искать не стану.
Девушки закивали, поддерживая мои слова. Мы поднялись на наш этаж и остановились у дверей комнаты. Мимо прошествовала группа парней старших курсов в форменных мантиях. Бросив на них взгляд, я вспомнила, что завтра у меня зачет. А еще нужно успеть привести в порядок одежду!
Попрощавшись с Диль, я удалилась в комнату, оставив подруг перетирать подробности происшествия. Из-за него я даже забыла спросить, как прошло занятие по концентрации после моего ухода.
Приняв душ, переодевшись, я немного приободрилась, размышление о Граллере решила оставить на потом. Надо повторить Историю Империи по максимуму. Через час пришли соседки, и буквально силой вытащили меня на ужин.
– Опять ты в эту скучную книгу глядишь?! – подскочила Ингрид.
За последнее время баронесса стала гораздо увереннее в себе, и сняла свою корону с головы, в этом не последнюю роль сыграл ее статус старшей в группе. Девочке приходилось общаться со всеми нами, контролировать посещаемость и порой даже бегать в лазарет, если кто перетрудился на тренировке или простыл. Перед началом зимы больных прибавилось – всему виной климат в Фертране. Высокая влажность, низкая облачность, периодический промозглый ветер с гор и долгие тренировки на открытом воздухе, которые никто не отменял. Приносить лекции больным, рассказывать о предметах – все это делала Ингрид. И если сначала она бледнела и каменела, то теперь истерики и слезы по пустякам возникали все реже, она быстро втянулась, заметно повзрослев. Ей нравилось быть значимой, даже перед Гарсом перестала трястись, и уже язык не поворачивался назвать ее малышкой.
– Ингрид! – воскликнула я, когда книгу из моих рук бесцеремонно выдернули. – Я завтра буду сдавать зачет Рине! Верни сейчас же!