Катя была красавицей с мозгами, достаточными для учебы в одном из самых сложных российских вузов – долгопрудненском физтехе. Для кого-то это в красивой девушке чересчур, но Кирюша сексистом не был. Разницу между мужским и женским рассудком если и замечал, то тему в целом воспринимал с безразличной снисходительностью. Как талантливый физик и жизнелюб, чья голова постоянно занята восхитительной интеллектуальной работой, а душа переполнена радостью бытия, он всегда оставался самодостаточным и великодушным. На их роман и брак Кирилл смотрел как на естественный ход событий. Счастье – к счастью, как деньги к деньгам.
Он быстро защитил кандидатскую, быстро рос в должности и зарплате. Катя потихоньку собирала материал для научной работы, в перспективе тоже собираясь защищаться, хотя к науке была довольно равнодушна. Жили в достатке. Детьми обзаводиться не спешили. На излете советского государства сообща с родителями купили кооперативную квартиру, еще по доперестроечной цене. И пока большая российская наука не покатилась в нищету, лишившись государственных инвестиций, отношения супругов можно было назвать почти безоблачными.
Впереди, казалось, ждало только счастье и преуспевание. Однако в конце восьмидесятых ситуация стала меняться, и к началу девяностых громада перемен смела почти все, что при прежнем режиме позволяло держаться в колее. Ученая степень больше не гарантировала ни денег, ни положения. Катя, не очень-то и прежде беспокоившаяся о научной карьере, одна из первых занялась поиском новой работы. Но Кирилл ни о чем таком и думать не хотел.
Между тем старая жизнь рушилась в самой непосредственной близости, а обещанная новая – свободная и изобильная – строилась, очевидно, в каком-то другом мире. Некогда процветавший институт Кирилла выглядел теперь совершенным пораженцем. Интерьеры обнищали, отопление отключили, в отделах появились разномастные печурки, и горделивые в прошлом сотрудники шныряли по едва освещенным лабиринтам коридоров разваливающегося гиганта закутанные, как французы на Березине, а из туалетов исчезли зеркала, сушилки и даже щеколды от кабин. Заказы неумолимо сокращались, зарплаты на фоне роста цен выглядели все более смехотворными, да и платили их с большими задержками.
Сначала Катя просто огорчалась из-за беспечности мужа, никак не желавшего озаботиться благополучием семьи в этих новых условиях, но, когда знакомые помогли ей устроиться риелтором в быстро развивающуюся компанию, начались ожесточенные споры с Кириллом. Раньше они всегда умели договориться или, в конце концов, свести все к шутке. Теперь их маршруты разошлись, муж-ученый обновленному жизненному сценарию жены не соответствовал, а содержать его и его «хобби», как Катя стала называть не приносящую доходов профессию Кирилла, она не собиралась. Выход маячил прямо перед глазами – Катя договорилась в своей компании, Кирилла брали с испытательным сроком. Но муж упирался насмерть, горой стоял за свою науку, а наука только смеялась над ним и такими, как он, слепцами, не желавшими признавать очевидного: жизнь изменилась, и назад пути нет. Катя же ни в коем случае не желала прозябать в бедности и завистливом созерцании неслыханно разросшихся, но недоступных материальных благ.