— Я только что от нее, саиб, — поспешно доложил Казыми. — Температура нормальная, самочувствие великолепное. Говорит, что под нож русского хирурга готова сердце свое положить.
— Вот как! — одобрительно воскликнул мирза Давуд и подошел к окну.
Во дворе под тенью дерева увидел Надира. Он пришел сюда с рассветом и сидел неподвижно, не сводя глаз с окна операционной. На лбу блестели бусинки пота, во рту пересохло, но ни голод, ни жажда не в силах были прогнать его. Он ждал минуты, когда к окну подойдет Зульфия и даст ему знать, что операция закончена, и тогда он уйдет.
Мирза Давуд подозвал Саадат к окну и показал на «Меджнуна». Некоторое время она молча смотрела на юношу.
— Молодец! Чистое сердце только так и может любить. — И, повернувшись к мирзе Давуду, сказала: — Ну что же, надо начинать?
Мирза Давуд приказал привезти Амаль. Профессор Фахрулла стоял в стороне и шептал молитву.
Хашимова с минуту постояла в раздумье. Ее черные, полные жизни глаза сосредоточенно застыли, смуглое лицо зарумянилось.
— Помогать мне будете вы, — обратилась она к мирзе Давуду.
— С сердечной готовностью! — ответил профессор.
Саадат почувствовала, что к ней вернулась та спокойная уверенность, которая так необходима в работе и всегда сопутствует ей.
В кабинет в белоснежном халате вошел Шнейдер. Он сделал общий вежливый поклон и остановился возле операционного стола.
— Профессор, — строго официально прозвучал голос Хашимовой. — Извините, но ваша помощь нам не нужна.
Профессор Фахрулла готов был, как драгоценности, собрать в свой кисет слова Саадат. Шнейдер в бессильной ярости смотрел на Хашимову, потом повернулся и пошел к выходу. В дверях встретился с креслом-коляской, в которой везли Амаль. Он неосторожно толкнул коляску, она ударилась о дверной косяк, и Амаль вздрогнула.
— Осторожно! — крикнула Саадат и устремилась навстречу больной.
В стерилизаторе, наполненном операционными инструментами, бурлила вода. Лучи света, идущие от отражателя сферических бестеневых ламп, освещали операционный стол. Коляска остановилась возле него.
— Температура?
— Тридцать шесть и две.
— Превосходно! — порадовалась Саадат и по-матерински нежно взяла кисть руки больной, чтобы проверить пульс. — Восемьдесят пять… — сказала она через несколько секунд.
— Неплохо, — заметил доктор Скрипкин.
— Не волнуйся, милая Лейли, все будет хорошо! — ласково наклонилась Саадат к Амаль.
Девушка вспыхнула. Жгучее пламя надежды охватило все ее существо, влило силы, наполнило готовностью все претерпеть, все перенести.
— Надир у тебя самый красивый, самый стройный, самый храбрый… — весело продолжала Саадат. — Скоро ты убедишься в этом собственными глазами.