— Щеки мои нежнее лепестков тех роз, которые отец ценит дороже своей жизни. Глаза мои всех сводят с ума. И ты каждую ночь будешь находить в них радость… Губы мои, как алая вишня, с них стекает сок страсти… Ими я буду целовать тебя без устали. — Она провела рукой по его волосам. — Я всю себя отдаю тебе… тебе, мой Шариф-джан… Тебе одному!.. — И, обхватив его за шею, она притянула его губы к своим.
— Гюльшан, не терзай меня! — отпрянул от нее Шариф. — И не наводи меня на грех… Ведь я люблю тебя…
Взгляд его блуждал как у безумного. Гюльшан начала осыпать его поцелуями.
— Вот так будет каждый день, каждый час… Только решайся… Я дам тебе свой маленький револьвер…
Потеряв контроль над собой, Шариф схватил ее и начал целовать.
— Прочь! Закричу, опозорю тебя и себя! — вдруг вскрикнула Гюльшан и оттолкнула Шарифа. — Все получишь, если завтра вечером будет покончено с Надиром. Ну, не терзай меня, говори — согласен? Если трусишь сам, найди человека, за деньги любой согласится…
— Хорошо, — еле выдохнул из себя Шариф. — Я могу поехать в горы и поискать кого-нибудь среди горцев.
— Но это долго, Шариф. Я хочу, чтобы завтра на свадьбе покончили с ним. Я, я так хочу, ты понимаешь меня? — И она снова прильнула к нему.
— Ты, ты так хочешь? — заговорил он, ласково заглядывая ей в глаза.
— Да, Шариф, хочу. Хочу для тебя, для нашей любви. Он не должен жить… Не должен!..
— Гюль, ты охвачена огнем бешенства. Одумайся, так нельзя…
— Ах так! — Две звонкие пощечины прозвучали в безмолвном саду, и Гюльшан пустилась бежать.
Семьи Наджиба и Саида мирно сидели за ужином, когда раздался неистовый стук в калитку.
— Аллах милостивый, кто это? — встревожилась мать учителя и обратилась к Надиру: — Сынок, узнай поди, кто решил осчастливить нас и разделить с нами вечернюю трапезу.
Надир мигом очутился во дворе. Отодвинув засов и распахнув калитку, он увидел перед собой женщину в черном покрывале.
— Вы к кому, ханум?
— К тебе, мой дорогой! — шепотом ответила Гюльшан и сбросила с головы чадру.
Надир заметил лихорадочный блеск ее глаз и отшатнулся. Не успел он сообразить, что делать, как возле него возникла безмолвная фигура матери и рядом с ней Наджиб.
— Ай, Гюльшан-ханум! — удивился учитель, узнав дочь хана. — Мать, принимай гостью!
Услышав имя дочери Азиз-хана, Амаль встрепенулась.
— Гюльшан?! — испуганно вскрикнула она. — Эта коварная змея! — Она вскочила, чтобы уйти в другую комнату, но мать учителя остановила ее.
— Не избегай встречи с недругом, дочь моя. Иначе он тебя примет за муравья, которого можно легко растоптать.