— Ой, тетя Биби? Как я вас жду!.. — обрадовалась девушка, заслышав шаги Биби.
— А что случилось?
— Ничего не случилось, просто так, соскучилась.
Амали очень хотелось рассказать, как Гюльшан ходила к чернозубой чародейке. Но, вспомнив о данном священном слове никому об этом не говорить, она решила молчать.
Девушка всегда радовалась приходу Биби. Улегшись рядышком, они только перед сном могли пошептаться обо всем, что их тревожило и волновало. Биби взяла руку Амаль и, не отпуская ее, глядела на небо, ни о чем не спрашивая, ничего не рассказывая.
— Биби?
Ответа не последовало.
— Неужели вы уже заснули? — И опять не услышав ответа, Амаль сочувственно проговорила: — Бедняжка, устала очень…
Мать Надира не спала. Она отыскивала ту самую звезду, которую ей показала колдунья. Но не так-то легко среди бесчисленных небесных светил найти эту одинокую «звезду счастья»!
Занятая созерцанием звездного неба, Биби погрузилась в горестные думы о сыне. Веря и не веря, что спасение Надира находится далеко от земли, Биби боялась сомкнуть глаза. «Отныне дочь хана будет презирать твоего сына, она разлюбит его и уйдет с его дороги», — звучали в ее ушах слова чернозубой старухи. А что, если любовь Гюльшан перейдет в ненависть, и она подобно кровным врагам начнет преследовать его, станет мстить? Если у самой рука дрогнет, так найдет убийц за деньги. Разве богачи знают цену человеческой жизни?»
Горькие думы овладели Биби, и она забыла о звезде и молитве, которую должна шептать, глядя в темное небо.
Амаль, думая, что Биби уснула, осторожно высвободила свою руку из ее руки и тихо отодвинулась.
Амаль думала о Надире. «Неужели колдунья и в самом деле обладает такой силой, что может заставить его жениться на дочери хана? — спрашивала она себя. — Нет, не может этого быть! Ведь Надир не любит ее! Мой отец ходил по святым местам, к магам и чародейкам, и никто, никто не помог моим глазам. Нет! Ни Биби, ни Надир не должны верить талисманам. Не должны!»
Вскоре сон взял свое, и Амаль уснула. Утром, когда отец разбудил ее для утреннего намаза, Биби уже не было. Она топила тонир[15], чтобы повара испекли свежие лепешки на завтрак хану.
Время текло незаметным ручейком. Большие часы в зале Азиз-хана показывали девять утра, когда семья собралась за утренней трапезой. Скрестив ноги, все чинно расселись вокруг огромной шелковой скатерти, растянутой на ковре посредине комнаты. За завтраком всегда стояла тишина. Только хан время от времени задавал какой-нибудь вопрос, и ему отвечали робко, не поднимая головы.
Стоя у порога, молодая служанка принимала все, что приносили с кухни, и ставила на скатерть, а мать Гюльшан передавала еду мужу.