— Я тебя уважаю, Саид, и отношусь с почтением, хоть ты и тянешь с нашим родством. Неужели ты не хочешь, чтобы я стал твоим зятем, не хочешь жить так, как живу я сам? Кроме выгоды, клянусь именем пророка, я здесь ничего не вижу для тебя!
— Я же не отказываю вам, хан-саиб, — ответил Саид спокойно.
— Однако я не вижу, чтобы ты помогал делу. Может, помеха этому бродяга Надир?
В сердце Гюльшан что-то больно кольнуло. Затаив дыхание она жадно слушала разговор.
«Аллах послал этому бродяге богатую невесту, вашу дочь, — подумал Саид, но вслух ничего не сказал. — Зачем губить парня? Хан все равно не даст дочери согласия на брак с ним».
— Как ты считаешь, Саид, Амаль любит его? — продолжал допытываться Азиз-хан.
Гюльшан замерла в ожидании ответа. А Саид продолжал молчать. Да и как ответить хану? Сказать «да» — значит огорчить его, сказать «нет» — все равно что обнадежить.
— Ну, что ты молчишь?
— Хан-саиб, пусть аллах ответит за меня, только он владеет ее мыслями и сердцем.
Азиз-хан из-под густых, крашенных хной бровей пристально посмотрел на Саида.
— Эй, там… подайте ужин! — крикнул он.
Гюльшан вошла, чтобы забрать чайную посуду, и, увидев нетронутый Саидом чай, язвительно заметила:
— Что Амаль, что Саид — оба боятся у нас стакан чаю выпить!
— Нет, нет, маленькая ханум, не говорите так… — заволновался Саид и быстро выпил холодный чай.
Подали ужин. Саид собрался уходить, но хан удержал его. Отца поддержала и дочь.
— А говорите, что вы хотите сродниться с нами? — кокетливо и с упреком в голосе проговорила она. — Разве искренно любящий человек откажется от нашего хлеба?
Саиду оставалось только подчиниться. Но разговор не клеился и за ужином. Так они и расстались, ни о чем не договорившись. «Убрать бродягу с пути, — решил Азиз-хан. — И тогда Амаль по собственной воле войдет в мой гарем».
— Если хочешь защитить свою честь, отец, прогони сына Биби! — словно угадав его мысли, сказала Гюльшан. — Он твой враг… Я знаю о нем больше, чем ты. Не оставляй его ни минуты в нашем доме!
Как ей было завидно, что отец беспокоился о таком «ничтожестве», как Амаль! Ах, если бы Надир хоть капельку думал о ней! Но его ответ «Никогда!» в ее ушах, словно колокол каравана: «Никогда! Никогда!.. Никогда!..»
— Ну уж если так, я не дам тебе жизни! Ты не увидишь Амаль, не услышишь ее голоса! Разлучу тебя и с матерью, буду мстить тебе всем огнем своей ненависти! — шептали ее губы.
Утром отец Гюльшан послал за Надиром, а сам сел во дворе и любовался павлинами, которые, распустив хвосты, расхаживали по двору.
Завидев подходившего Надира, он нахмурил брови и опустил голову.