Генерал с досадой выслушивал сбивчивую информацию Пустовойта, наблюдая, как подрагивал его острый нос и судорожно двигался кадык на худой шее. Теперь уже все в нем не нравилось генералу. "Надо менять, немедленно менять... Разве таким должен быть оперативный работник? Вырвать бы у соседей подполковника Бахтина..." - подумал генерал в раздражении и уехал из штаба отряда в райком партии в дурном расположении духа.
Слушая рассказ Ткаченко, генерал производил расчеты на своей карте-двухверстке.
- Школа скорей всего находится вот здесь. Горный рельеф, густой лес. - Красный карандаш резко очертил круг. - Надо искать здесь. На месте Луня я бы, пожалуй, тоже выбрал эту химару.
"Химарой" Дудник называл всякое глухое и удобное для бандитов место.
- Придется поручить энергичному командиру найти этого Ракомболя, сказал Дудник. - Что мне с Пустовойтом делать? Ни рыба ни мясо. Таких нельзя держать долго на одном месте, прокисают. Пришлю вам другого в отряд, обещаю, обещаю...
Ткаченко, в душе соглашаясь с невысокой оценкой боевых качеств нынешнего начальника отряда, все же ценил его отзывчивое отношение к солдатским нуждам, порядочность и доброту.
- Разве в нем дело, Семен Титович? - пробовал он заступиться за Пустовойта. - Меня, стреляного волка, и то заарканили. Тут уж ответственность лежит на всех... - Ткаченко проверил свой пистолет, достал запасные обоймы. - Я с вами поеду в отряд. Будете разрабатывать операцию, может быть, и я пригожусь.
- Поедемте, Павел Иванович. Вы герой дня! - Генерал спрятал карту в планшетку.
От райкома до штаба отряда, занимавшего здание бывшей польской тюрьмы, окруженной высокой стеной, было недалеко. Тюрьма, построенная некогда на окраине, ныне как бы всосалась в быстро расширяющийся город. На западной его окраине рассыпались мелкие домишки, на восточной закладывали фундаменты под новые многоэтажные здания. Улица, по которой они ехали, носила имя Коперника. На ней сохранились уютные особнячки под черепицей, спрятавшиеся за железными заборами, глазированная плитка тротуаров и мощные яворы - им все было нипочем: гайдамаки, гитлеровцы, бандеровцы.
В "форт", как называли штаб отряда, въехали через центральные ворота, охраняемые часовыми.
Во дворе штаба, на бывшем поверочном плацу, стояли машины мотострелковой части, прибывшей для прочеса. Солдаты в касках, в полевых погонах беседовали, расположившись группами, или возились у машин.
Команда "Смирно" при появлении генерала заставила всех замереть, а затем все вновь ожило.
Генерал застал начальника отряда за изучением карты. На вялом, с обвисшей кожей лице и на этот раз без труда можно было обнаружить растерянность. Пустовойт, страдальчески помяв подбородок, взглянул на Ткаченко, доложил: