— Вот этого, — тихо и со значением ответил он. — И всего того, что эти люди собой символизируют.
Оснарду хотелось услышать о японцах больше.
— Эти ваши японцы, Энди, наверное, вы повстречались с кем-нибудь из них недавно, потому и спрашиваете… так вот, к слову о японцах, я бы сказал, их присутствие в Панаме весьма ощутимо. Потому как знаю, что говорю, не напрасно прожил здесь почти двадцать лет, — радостно затараторил Пендель, довольный тем, что можно наконец сменить тему и не обсуждать больше близкого ему человека. — Тут вам и целые процессии этих японцев, развлекающих толпу, тут вам и японские духовые оркестры, и японский рынок морепродуктов, с которым, как считают сами японцы, они познакомили здешний народ. Работает даже образовательный телеканал, основанный японцами, — добавил он, судорожно пытаясь вспомнить одну из немногих программ, которую дозволялось смотреть его детям.
— И кто же здесь главный японец?
— В смысле клиентуры, Энди? Ей-богу, не знаю. Эти японцы такие загадочные. Надо будет спросить Марту. Есть один. С него снимают мерку, а еще шестеро кланяются и фотографируют, так мы подшучиваем над ними, и знаете, недалеки от истины. Есть мистер Йошио, из какой-то там их торговой миссии, иногда заскакивает в ателье; есть мистер Тошиказу из посольства, но только я не знаю, фамилии это или имена, надо будет посмотреть в журнале.
— Или спросить Марту.
— Именно.
Снова ощутив на себе цепкий взгляд черных глаз Оснарда, Пендель решил отвлечь его от темы и одарил ослепительной улыбкой, но не помогло.
— У вас вроде бы обедал даже сам Эрни Дельгадо? — спросил Оснард, чем снова смутил Пенделя, поскольку тот ожидал дальнейших расспросов о японцах.
— Нет, Энди, что вы! Как можно!..
— А что тут такого особенного? Он босс вашей жены.
— Не думаю, чтоб и Луиза это одобрила, нет, вряд ли.
— Но почему нет?
И снова вмешался этот бесенок. Тот самый, что вдруг выпрыгивает невесть откуда, дабы напомнить нам, что ничто не проходит бесследно, что секунда ревности способна отравить всю жизнь. И единственное спасение для всякого доброго человека — это просто постараться затолкнуть его как можно глубже, чтоб не высовывался.
— Эрни из тех, кого я называю человеком сложным, Энди. И всегда оставался таким, даже при нем, «сами знаете при ком», редко когда не притворялся. Лобызался и выделывался перед своими дружками либералами, вы уж извините меня за выражение, но стоило им отвернуться, сразу бежал к нему, «сами знаете к кому». И «да, сэр, нет, сэр, чем могу служить, ваше высочество?».
— А вот об этом первый раз слышу, хотя… чему удивляться? И все равно — здесь для большинства он, видимо, белый человек, этот Эрни?