— Ты — мерзавец, Жорка, — пожаловался Кузьминский.
— Я — правдивый и честный.
— Ты Санятке не говори, ладно?
— Уже.
— Что «уже»?
— Дед сюда едет.
— Господи, из загорода, среди ночи! Он же старый! Ты зачем его дернул?
— Я только сообщил, а обеспокоился он сам.
— И ради какого худенького он сюда мчится?
— Думать с нами вместе.
— А мы вдвоем с тобой подумать не можем?
— Можем, но с ним лучше. Ты водку всю выпил?
— Тебе же нельзя, ты за рулем.
— Не мне, а тебе.
— А можно при сотрясении мозга? — с надеждой спросил Кузьминский.
— Совсем спятил! Водку ему! Я твои синяки хочу посмотреть. Промокну, если надо.
— В холодильнике. Непочатая, — с тоской сообщил писатель.
Сырцов сходил на кухню, вернулся с непочатой, почал, хрустнув винтом, и налил в предусмотрительно прихваченный стакан твердые сто пятьдесят. Развернул конфетку, которую тоже прихватил на кухне, залпом принял всю дозу и, сладострастно щурясь, зажевал изделием фабрики «Красный Октябрь».
— Ты что делаешь, негодяй? — прорычал Кузьминский.
— Проверяю качество. Не могу же я тебя палёной водкой растирать.
— Ну и как качество? — с завистью поинтересовался писатель.
— Хорошо пошла, — признался сыскарь. — Давай-ка скидавай одеяло.
Присел на край дивана, задрал на писателе майку, спустил до колен трусы, внимательно изучил могутное, но рыхловатое тело. Хмыкнул.
— Ну и что ты увидел?
— Портачи! Ни по печени, ни по почкам по-настоящему не попали.
— Я же тебе говорил: отвязанные сопляки, не более того.
— Твоя везуха.
Сырцов растирал, а Кузьминский жалобно кряхтел, когда прозвенело у дверей. Сырцов поощрительно хлопнул по писательской заднице и пошел открывать. Отставной милицейский полкаш явился, строго стуча массивной тростью. Глянул на поверженное тело и спросил обеспокоенно:
— Как себя чувствуешь, Витя?
— Хорошо, — писклявым голосом отозвался бедный Витя.
Но Смирнов не удовлетворился его ответом. Обернулся к Сырцову:
— Как он, Жора?
— Легкое сотрясение мозга. Хотя после того, как он поплыл от удара кирпичом, его и ногами били, но, на мой взгляд, плохо били. Особо внутри ничего не повреждено.
Смирнов уселся в кресло, в котором до него сидел Сырцов, положил подбородок на рукоять трости и предложил Сырцову, пристроившемуся на диване рядом с пострадавшим:
— Излагай.
— Почему он, а не я? — на правах потерпевшего капризно запротестовал Витя.
— Потому что ты еще чумовой, а он уже, я думаю, кое-что прикинул. Случайность исключается, Жора?
— Полностью. Витюшу поджидали, зная, что он вот-вот объявится. За пять минут, по словам старушки-соседки, которая смотрела из окна, подкатила машина, а в ней трое. И сразу в подъезд.